Вскоре и гость появился: возвращающийся в Россию разбогатевший гулеван-приискатель.
Вышел он из-за поскотины — и прямо на улицу к кумачовой дорожке. Здоровенный, коренастый, лет тридцати пяти. В малиновой рубахе, в плисовой поддевке-безрукавке и широких плисовых шароварах, в сапогах с набором и с серебряной цепью на шее. На лбу из-под картуза черные кудри болтались. Лицо сухое, бритое. И усы накручены — стрелками вверх.
Шел гулеван по кумачовой дорожке, покачивался, наигрывал на гармошке-итальянке и припевал:
Сзади приискателя шел мужик в сером армяке, нес на руке его синий кафтан. Тут же ковылял старый бродяга Никита, почуявший обильную выпивку.
Пока приискатель шел по деревне, мужики и ребятишки собирали сзади кумач, забегали вперед и вновь расстилали.
Ребятишки липли к гулевану и, задирая головы вверх, дергали руками полы его поддевки, клянчили:
— Дяденька, дай копейку!
— Дяденька, грошик!
— Ну, дай, дяденька, а?
— Ну, чего не даешь-то?
— Дяденька! А дяденька…
Но гулеван растягивал гармошку во всю ширь зеленых ее мехов, припадал к ней ухом и хрипло орал:
Большая толпа провожала идущего по кумачовой дорожке песенника-гулевана и хохотала.
На половине деревни гулеван остановился.
Остановилась и толпа.
Вытащил гулеван-приискатель из кармана поддевки горсть медяков — швырнул вверх над толпой:
— Бери!
Вытащил из другого кармана горсть пряников — тоже в толпу:
— Получай!
Бабы, девки и ребятишки с визгом и хохотом кинулись собирать.
Приискатель повернулся к мужикам и, тыча пальцем в сторону одной избы, спросил:
— Кто хозяин этого дома?
Из толпы вынырнул Силантий Ершов — сосед Филата:
— Я, дружок, я…
Приискатель уставился на него полупьяными черными глазами:
— Принимаешь, а?
Силантий засуетился, стал приглашать:
— Пожалуй!.. Пожалуй!.. Заходи!.. Милости просим…
Приискатель с толпой мужиков направился во двор к Силантию.
Катерина, жена Силантия, шла сзади и сердито шептала мужу на ухо:
— Ну его к лихоманке… Не буду угощать!..
Силантий отталкивал ее локтем от себя и шипел:
— Без разговору!.. Интересу своего не понимаешь?.. Дура!..
— А вот и не буду! — не унималась черноглазая Катерина.
У Силантия глаза кровью налились. Пригрозил жене:
— Ребра переберу!
Так они с руганью и в избу вошли.
А через час из открытых окон Силантьевой избы, снаружи облепленных деревенскими ребятишками, уже доносился пьяный галдеж.
Густым и хриплым от перепоя голосом, под аккомпанемент своей гармонии, усатый приискатель запевал:
Хор пьяных голосов подхватывал:
Песня ненадолго обрывалась.
Покачиваясь на ногах, в малиновой рубахе с расстегнутым воротом, стоял приискатель за столом в переднем углу, под образами, наливал из четверти в чайные чашки водку и, размахивая над головами мужиков огромной бутылью, орал:
— Пей, сукины дети! Гуляй, ежели я потчую!
Мужики шарашились вокруг стола, обнимались друг с другом и с приискателем и тоже орали:
— Гуляем!
— Силантий Кудиныч, родно-о-ой!..
— Пей, паря!
— Запевай, гулеван!
— Заводи, приискатель!
— Гу-ля-ам!
Приискатель цапал руками черноглазую хозяйку, подававшую на стол деревенскую снедь, снова брал в руки гармонь и, форсисто боченясь перед хозяйкой, напевал:
И опять пьяно и оглушительно подхватывали мужики:
И снова цапал руками гулеван Катерину.
Вырвавшись из объятий приискателя, под пьяный смех мужиков и мужа, Катерина бежала в сенцы либо в чулан. Чувствовала, что от стыда пылает ее лицо, колотится в груди злоба. Но хорошо знала, что изувечит ее Силантий, если не примет она ласки приискателя. Глотая слезы обиды и отчаянья, Катерина падала на ларь и замирала, трясясь в злобной лихорадке.