Глава 10
Неделю гулял приискатель в Кабурлах.
Два раза ездил Будинский в волость за водкой и за пряниками по заказу приискателя.
Всю деревню перепоил приискатель. Ходил с пьяной ватагой от избы к избе: посреди улицы пьяные хороводы и пляски устраивал; сорил медяками и пряниками; поочередно ночевал в разных избах, после ночевки дарил бабам кумач на платье и рубли серебряные.
Не миновал гулянки и Филат Косогов — два дня хороводился с пьяной ватагой. Домой приходил во хмелю, поздно ночью.
На третий день утром погнал он поить лошадей на речку. Напоил их и, чтобы прогнать хмель из головы, выкупался в холодной, почти ледяной воде.
На обратном пути к соседу Силантию зашел. Встретились у самых ворот.
Филат спросил:
— Ну, как? Гуляешь сегодня?
У Силантия глаза красные, опухли. Голос хрипел.
— Будет… Кончил…
— Что так? — удивился Филат. — Гость-то ночевал у тебя? Заплатил чего аль нет?
Силантий с трудом разодрал запекшийся рот.
— Десятку золотую дал, — ответил он, скаля зубы, — да бабе на платье кумача.
— Ишь ты!.. Привалило тебе…
— Еще как!
Поговорили мужики и разошлись.
Филат домой пришел.
Покосился все еще красными с похмелья глазами в куть на Петровну и строго сказал:
— Жарь-ка пару гусей, стряпню заводи, поросенка зарежу — изготовь.
Не оборачиваясь, Петровна спросила:
— Что за праздник такой?
Филат, пряча глаза, ответил:
— Гость придет сегодня… гулять будем…
Побелела Петровна. Поняла, о каком госте речь идет. Зло сказала:
— Сам стряпай! Тогда и гуляй… Либо маменьку заставь стряпать… А я не буду.
— Стряпай, говорю! — рявкнул Филат.
— Не буду!
— Не будешь?
— Не буду, — отрезала Петровна.
Побелел и Филат. Подошел к жене. Размахнулся и ударил ее кулаком по уху. Грохнулась Петровна на лавку.
А Филат стоял над ней со сжатыми кулаками и рычал.
— Стряпай!.. Захлестну!..
Петровна сквозь зубы цедила:
— Не буду… Хоть убей…
Зверем накинулся Филат на жену.
Бил ее кулаками по лицу, по голове, по спине и приговаривал:
— Не хочешь для меня? Не хочешь для хозяйства? Горбачу стряпаешь?! Любача угощаешь?!
Металась в кути Петровна. Кровью захлебывалась. Отчаянно кричала:
— Ма-а-менька! Уби-ил!
На ее крик старуха и Степан прибежали в дом.
Старуха кинулась на помощь снохе, крича на ходу:
— Сынок!.. Опомнись!.. Окрестись!..
Степан остановился у порога горницы и тоже крикнул:
— Дядя Филат!.. Постой!..
У Филата глаза кровью налились, лицо стало багровым, увидев работника, он схватил топор.
Парень опрометью кинулся из избы.
Филат за ним в сенцы, в ограду. Но не мог догнать. Подбегая к воротам, пустил топор вдогонку Степану. В прясло попал. Оба выбежали за ворота.
Степан уже бежал по улице, две избы миновал.
Посмотрел Филат вслед работнику. Повернулся и зашагал обратно в ограду. Пошатываясь, прошел в пригон; сел на сухую кучу навоза, к стенке; зажал руками голову и, тяжело отпыхиваясь, никак не мог в себя прийти.
Долго сидел Филат в пригоне. Мысли в его голове ворочались медленно, тяжело. Смутно чувствовал он что-то вроде раскаяния. По временам перед его глазами мелькало окровавленное лицо Насти. Чувствовал, что на душе у него нехорошо, как-то занозисто, словно натер он в груди кровавые мозоли, которые не дают ему ни на минуту покоя, мучают то раскаяньем, то злобой.
Так он и просидел до обеда.
Глава 11
Начисто пропился приискатель, все оставил в Кабурлах — деньги, часы, кафтан, поддевку, шаровары, малиновую рубаху, сапоги и гармошку. Босиком, в одном исподнем белье ушел из деревни. И никто не видел, когда и куда он ушел.
Очухалась наконец деревня. К покрову стали готовиться.
Только к Филату в дом расстройство пришло. Работник сбежал. Сам Филат ходил чернее тучи.
Петровна за ворота не выходила. Поджидала, когда синяки с лица сойдут. Работала по дому. Все делала молча.
А старуха наедине охала, крестилась и причитала:
— О-хо-хо… Спаси, царица небесная!.. Согрешили… Кто не грешен-то? Владычица!.. Принес нечистый этого гулевана… Всю деревню сбулгачил… Прости и помилуй нас, господи…
Все трое бродили, как сонные мухи.