16 числа этого месяце за 3 часа до зари, двинулись мы в путь через большой и густой лес, с одной горы на другую. Мы спустились по одной из них, по дороге вплоть до земли и реки Ляля, которая тянулась на 5 верст (что составляет милю), дорога сделана была по склонам горы, т. к. с нее нельзя было спуститься непосредственно вниз; с левой стороны была ужасно глубокая пропасть, и дорога шла прямо с ней. С другой стороны этой долины стоит могучая высокая скалистая гора; слева же опять нет ничего, кроме гор и скал, которые благодаря тому, что они обросли лесом, похожи на черные тучи. Так проехали мы на упомянутую выше реку Лялю и ехали вдоль нее около часу до 4-х татарских юрт[142], которые расположены возле реки.
Во всех вышеуказанных местностях от Яйвы и до этого места, поля не возделываются, из-за каменистых гор и утесов; всюду голый камень, поэтому здесь не растут никакие хлебные злаки, люди, здесь живущие, принуждены свой хлеб и овощи с большим трудом покупать и перевозить из города Верихетур[143].
Из упомянутых татарских юрт, где мы кормились, поехали мы через густой и очень холмистый лес, выбрались из него к вечеру в деревушку, состоящую из 4-х дворов и называемую Меленкова[144].
Всюду здесь земля опять плодородна; течет здесь также речка Ляля, иначе называемая Каменная речка, которая собирает воду главным образом, с окружающих гор, и тем не менее очень богата рыбой.
17 числа этого месяца вновь двинулись мы на заре, около 3-х миль ехали по этой речке и прибыли в деревню Караул.
По обеим сторонам этого ручья или реки на расстояние, которое мы проехали за этот день путешествия, лежат высокие и суровые каменные утесы, все поросшие елями и березами; удивительно то, что деревья могут расти из твердых щелей в камнях; некоторые выглядят весело, некоторые жутко. К тому же некоторые из них, а также нависают над ручьем, по которому едут внизу; и непривычным чужеземцам кажется, что скалы вот-вот обрушатся в реку и на головы проезжающих.
Около деревни Караул растут хорошие хлеба, т. к. жители ее расчищают окрестности от деревьев и кустарников, превращая их в пашни. Местные жители принадлежат в основном к племени вогулов, о которых будет сообщено далее.
Деревня эта получила свое название от сторожевого поста, т. к. Караул по-немецки значит «охрана», потому что царь поставил здесь приказчика или начальника со стражей; они должны следить за всеми, кто выезжает из Сибири или едет туда, а также наблюдать за тем, чтобы не возили туда никаких не свободных от пошлин товаров. Плохо приходится тому кто не имеет проезжей грамоты, данной воеводой от имени царя; его отправляют в Верхотурье. В этой деревушке не более четырех русских дворов, все остальные вогульские.
По рассказам крестьян здесь водится много хороших чернобурых лисиц, другого пушного зверя, оленей, медведей и пр. Вогулы ими кормятся. Здесь мы расстались с высокими горами и утесами, которыми с трудом ехали мы 31 милю нашего пути, без всякого однако ущерба или потерь, благодарение за это богу.
18 февраля поутру выехали из Караула через лес и к полудню прибыли в г. Верхотурье. Здесь в 14 раз сменили подводы.
Внизу около этого города течет река Тура. Этот город первый город в Сибири и представляет собой, по местному обыкновению, крепость, обнесенную деревянным тыном, как стеной, не очень высоким, но довольно прочным, с внешней стороны также хорошо укрепленным больверком; он выстроен против башкиров. Город стоит на твердой скале, немного холмистый, не очень высоко над берегом Туры, окружен на 1/4 мили лесом и является ключом и первым проходом в Сибирь, через который проходят все люди, сани, грузы и все товары, словом все, что отправляется из страны или идет в нее; никто не проходит мимо, даже знатнейший боярин принужден подвергаться здесь осмотру, со всем своим добром. Если же кто-то имеет запретный товар или имеет больше добра, чем значится в его проезжей грамоте, то все это отбирается в царскую казну, будь это деньги, соболи, серебро или золото. Поэтому правящий здесь воевода принужден приносить царю присягу и целовать крест в том, что он никого не пощадит и останется верным царю. Несмотря на то, что мы имели царскую грамоту с государственной печатью о том, что он должен был здесь нас пропустить бесприпятственно, мы принуждены были все же допустить осмотр наших вещей, причем записано было все, что они видели; тем не менее многое осталось от них скрытым.
19 февраля вечером двинулись мы из Верхотурья…»