– Да где там… Тоже мне – лекарь – кровь увидела и чуть в обморок не грохнулась.
– Ты свой дар не выбирала, – сказала Настя, – лекарь, что в университете медицине обучается, обычно, с детства мечтает стать доктором, а ты уже родилась с умением лечить, и твой дар не спрашивал у тебя, согласна ли ты им владеть.
Таня улыбнулась. Нравилось ей общаться с Настей, сдружились девушки крепко.
– Он тебе нравится, правда? – спросила Таня, долго не решаясь озвучить свой вопрос Насте.
– Нравится, – ответила она.
– Ягарья Павловна тоже это заметила, – добавила девушка.
– Заметила, – согласилась Анастасия.
– И что делать будешь?
– Посмотрим. Для начала надо его выходить. А потом, кто знает, может его в соседней деревне жена ждет и трое ребятишек?
Обе девушки улыбнулись.
– А если нет? – спросила Таня.
– А что «если нет» ?.. Сама знаешь устои наши. А я, раз жить с вами стала, считай, подписалась под всеми ними.
Дверь в комнату, в которой были две девушки и раненый боец, открылась. Вошли Ягарья и Маруся, которая принесла свежий куриный бульон.
– Не просыпался? – спросила Павловна.
– Еще нет, – ответила Настя.
– Надо будить его. Думается мне, сон у него этот от глаз твоих… Как он? Не горит? Жара нет?
– Нет, Павловна, жара нет, – скромно сказала Таня, – уж чего-чего, а этого я не допущу, не бойся. Тут силенок моих хватит, – она засмеялась.
Ягарья тоже улыбнулась. Любила она, когда ее девочки радостными бывали.
– Другого бойца мы похоронили… – сказала Ягарья. – Документов при нем не было, даже не знаем, кто он и как его звали. Земля ему пухом, упокой Господь его душу.
– При этом тоже ничего, – ответила Настя.
– Буди его, Настасья Петровна, буди парня. Разговор у меня к нему имеется…
***
1929 год. Ягарья, будучи молодой и красивой женщиной, не забывшей, как должна выглядеть дворянская дочь, ходила по Брянску. Красивое пальто, шляпа, какую крестьянке было не позволить себе – мужчины так и заглядывались на статную чернявую красотку. Да только не интересовали девушку они. После побега лучшей подруги она окончательно решила для себя, что никогда никаким образом не свяжет свою жизнь с мужчиной.
Но материнские чувства одним желанием из себя не выбить…
Девчушка играла со щенком, с виду таким же облезлым, как и она сама. Разница между ними была в том, что у кутенка неподалеку бродила мамка с тремя остальными своими детками, у девочки же никого не было. Щеки раскраснелись, но не от смеха и радости, а от холода. Коленка голая виднелась сквозь дыру в штанах, белоснежные волосы спутанными клоками свисали из-под кое-как завязанного платка, пальтишко, что было бы девчушке впору годка два назад, еле держалось на двух пуговицах. Ни сапожек, ни валенок… лапти. Драные старые лапти, какие уже и летом носить негоже, были надеты на ножки ребенка.
Ягарья Павловна остановилась. Ее безупречная осанка и руки, спрятанные в меховой (хотя, уже и потертой, муфте) тут же приковали к ней взгляды мимо проходящих. Она наблюдала. Мороз стоял не сильный, но все же мороз. Было начало декабря. Ребенок, проведя какое-то время на улице, сидя на сырой земле в той одежде, что была надета на белобрысой девчонке, через пару часов слег бы с горячкой, а через пару дней без должного лечения помер бы.
Однако девочка выглядела полностью здоровой.
Ягарья медленно зашагала к ребенку. Курносый грязный нос, под которым засохла грязь, задрался вверх, когда девочка подняла голову. Перед ней стояла молодая красивая женщина, одетая очень богато: хотя девчушке и было мало лет, богатую одежду от бедной отличить он могла.
Щенка также заинтересовала гостья, что подошла к ним. Он забил хвостом по земле и «с улыбкой» посмотрел вверх.
– Как тебя зовут? – улыбнувшись, спросила женщина.
– Таня, – ответила девочка. – А вас?
– Называй меня Павловной, – сказала Ягарья, зная, что имя ее для маленькой девочки покажется не только странным, но и трудновыговариваемым. – Ты здесь одна?
Девочка кивнула в ответ.
– Что ты делаешь?
– Он заболел, – сказала девчонка, поглаживая кутенка, – кто-то его ударил, и он скулил всю ночь.
– А теперь?
– А теперь он здоровый! – радостно, с гордостью ответила Таня.
– Ты его вылечила? – спросила Павловна. Девочка снова утвердительно закивала. – А давно ты так умеешь?
– Не знаю, – сказала девочка, – я не помню.
– А где твоя мама?
– Умерла, – спокойно сказала девочка и добавила: – когда я родилась.
– А папка?
– Я ему не нужна. Он привел тетку и сказал, что она будет моей мамой. А она меня била… – на глазах у девочки проступили слезы. Грязной рукой она их вытерла, еще больше размазав грязь по своему, от природы белому, личику. – Она несколько раз меня выгоняла, а когда я приходила назад, снова била меня. Поэтому, когда она снова меня выгнала, я не вернулась.