Девочка на удивление четко и хорошо разговаривала.
– Батька не искал тебя? – спросила Павловна.
Таня замахала головой:
– Не искал.
– Пойдешь со мной?
– А что я буду делать? – спросила девочка.
– Ничего, – улыбнулась Ягарья и села рядом с ней, – просто жить. Будешь играть, будешь бегать, есть блины. Иногда, конечно, помогать мне будешь: полы заметать, траву на грядках полоть, но бить тебя больше никто и никогда не будет. Я обещаю.
– Правда? – зеленые глаза с длинными ресницами наполнились надеждой.
– Правда, – улыбнулась Павловна.
– А далеко вы живете?
– Далеко. Поедем с тобой на почтовой телеге, поболтаем по дорожке. Согласна?
Девочка довольно замахала головой.
– Можно взять его с собой? – она погладила кутенка.
– Нет, дорогая, к сожалению, нельзя, – ответила Ягарья, – собак не держим… Ни к чему нам они. Зато совсем недавно у нас в доме Мурка окотилась – кошка рыжая! И у нее теперь есть три маленьких котенка. Уж, я думаю, какой-нибудь, да приглянется тебе.
Таня протянула руки к молодой женщине, и та не только помогла ей подняться, но и взяла ее на руки. Ягарья расстегнула свое длинное пальто и укрыла им девочку, отдала ей свою муфту, а та с интересом и немалым удовольствием затолкала в нее свои ручонки.
Ягарья фон Майер обрела дочь, зная, что родной ей не суждено иметь. И полюбила ее больше своей жизни.
***
Парень открыл глаза.
– Здравствуй, – услышал он, но не сразу смог разглядеть, кто перед ним находился.
– Я уже слышал твой голос раньше, – сказал он, – это санчасть?
– Эмм.. не совсем,– замешкалась Настя.
– Где я? – снова спросил он, пытаясь осмотреться вокруг. Настя, немного помявшись, сказала:
– Деревня Гобики.
Раненый парень чуть было не вскочил с места.
– Но здесь же немцы! – громко сказал он и тут же скорчил гримасу боли, потянувшись рукой к пояснице.
– Тихо, тихо, – попыталась его успокоить и уложить на место Настя, – тебе нельзя пока вставать.
– Но немцы! – поспорил он с ней.
– Здесь нет немцев… Мы не в самих Гобиках…
– «Ведьмина усадьба» – слыхал про такую? – раздался властный голос другой женщины. У двери стояла Ягарья Павловна.
– Не слыхал, – ответил парень.
– Теперь слыхал. Тебя Павлом звать?
– Максимов Павел Сергеевич.
– А я – Ягарья Павловна, а рядом с тобой дежурят Настасья Петровна и Татьяна.
Павел обернулся, взглянул на Настю, та улыбнулась ему.
– Меня подстрелили, – сказал он. – Я нес Федора Михайловича! – снова попытался вскочить он.
– Нет больше твоего Федора Михайловича, – сказала ему Ягарья, – лежи, не прыгай ты. Дотащил ты его до бани нашей, там он и помер. А тебя мы подлечим, не волнуйся.
– Вы достали пули?
– И пули достали, и раны зашили, и чего надо туда намазали тебе. Да ты не волнуйся, Павлуша, – ласково сказала Ягарья, – отдыхай, силы восстанавливай. Мы тебе покушать принесли. Ты мне только вот что расскажи… Много ли вас вблизи с нами? И как далеко отсюда вы с немцами любезностями обменивались?
– Я не знаю, – ответил парень, – я не знаю, сколько мы шли… Было темно и, сказать по правде, я заблудился. Шел просто для того, чтобы не останавливаться, знал: остановлюсь – смерть придет.
– Когда силы восстановишь, мы с тобой плотнее пообщаемся. Многое знать мне надо. Настя, – обратилась Павловна к девушке, – поди поешь да отдохни, а с бойцом нашим Маруся побудет и накормит его.
– Но я не устала! – возразила Настя. – Я могу и сама.
– Анастасия Петровна, – строго сказала Ягарья, – извольте пройти на кухню. Таня тоже. А ты, Павлуша, не скучай. Сейчас наша Маруся о тебе позаботится, накормит тебя.
Пока Настя пальто надевала, Павловна стояла у порога и ждала ее. Таня же пошла на свою койку отдыхать. С укором взглянула Настя на Ягарью, когда проходила мимо нее к выходу.
– Не серчай, Настасья, – сказала ей Павловна, когда они вышли на улицу, – о тебе беспокоюсь. Думаешь, я не заметила, как ты на Пашку того смотришь? А раз я заметила, то и все остальные тоже.
Настя молчала.
– В другое время я бы слова не сказала, – продолжила Ягарья, – и другой девице… Но не тебе.
– Думаешь, я такая же, как мать моя? – спросила Настя.
– Не думаю, а знаю. Уж больно вы с ней схожи. А даже если не такая, как Ольга была, то батюшка твой чем отличался? Нет ничего зазорного в том, что человеку хочется семейного очага. Но не нам, Настасья, не нам, пойми.