– Бедная Таня, – говорили телепродюсеры, борясь между собой за право подписать с ней контракт.
Тем не менее меня переполняло чувство вины, так как я должна была сделать снимки, доказывающие, что Таня и Найгел – любовники. А что, если бы кто-то из фотографов запечатлел, как я целуюсь с Ником? К счастью для меня, я не телезвезда, так что такое фото не произвело бы сенсации, зато оно было бы сенсацией для Эндрю, если бы попалось ему на глаза. Об этом и подумать страшно.
– Слушай, Дебби, я не уверена в этом деле, – сказала я. – Мне кажется, мы не должны быть здесь.
Дебби в очередной раз освежала макияж: подмазывала глаза оливковыми тенями.
– Почему? – спросила она. – Думаешь, с другой стороны дороги снимок получится лучше?
– Нет. Я думаю, что мы не имеем права выслеживать их таким образом. Это вмешательство в частную жизнь.
– Слушай, брось. Ты ведь не собираешься снова закатывать мне лекцию о принцессе Ди? Это моя самая крупная удача в этом году. Разве тебе не хочется увидеть свою фамилию на первой полосе?
– Не хочется.
– Ты с ума сошла! Это самый большой кайф. Даже лучше секса. Когда нам с Йеном хочется возбудиться, мы рассматриваем мои вырезки.
– Не думаю, что я хотела это знать, Дебби.
– Попробуй как-нибудь сама, ты увидишь, сколько потеряла.
– Какое право мы имеем разбивать людям жизнь?
– О чем ты говоришь? Это же наша работа!
В конце концов мне удалось избежать съемок только благодаря ее мужу Йену. Он звонил Дебби каждый час, чтобы узнать, когда она вернется, и в час ночи, когда дом погрузился в темноту, Дебби наконец сдалась, и мы вернулись в отель.
– Встречаемся внизу, в холле, в шесть утра, – приказала она. – Чтобы не прозевать его, когда он выйдет. Мы не можем рисковать.
Я кивнула. Целый день ничегонеделания меня доконал.
Я улеглась в постель, размышляя, удастся ли мне избежать съемок бедного Найгела Нэпьера.
Когда зазвонил телефон, я как раз собирала свое оборудование. Я подумала, что это Дебби, возмущенная моим двухсекундным опозданием, но это оказался Джеф.
– Почему ты так рано звонишь? – спросила я его. – Сейчас середина ночи.
– Можешь поблагодарить за это Дебби. У меня до сих пор от ее крика уши болят. Она говорит, что ты ей не помогаешь. Это правда?
– Нет. – Я почувствовала, что краснею.
– Она сказала, что ты не фотографируешь то, что ей нужно.
– У меня вспышка не сработала, – соврала я. – Мне нужно было сменить батарейки.
– Ладно, проехали. Я слишком устал, чтобы спорить. Питер встречается с Дебби сегодня утром прямо на месте. Он все сделает. А ты возвращайся в Лондон. Займешься мусорным баком Нейла Морисси.
– Не думаю, что я смогу, Джеф.
– Сможешь. Это нужно сделать в понедельник. Вернешься на поезде.
– Нет, Джеф, ты не понял. Я увольняюсь.
– Жизнь слишком коротка, – сказала я Джил. – Я знаю, что поступила правильно.
Тогда почему я в такой панике? Почему мне кажется, что я больше никогда не найду работу? Что моя жизнь кончена? Что никто никогда больше не согласится взять меня в штат? Эта гремучая смесь из Ника, Найгела и Тани Викери довела меня до точки.
– Я считаю, что это здорово, – сказала Джил. – Это очень хорошо для тебя.
– Правда? Ты не думаешь, что я сошла с ума?
– Нет. Ты ненавидела эту работу. Все это время ты только и делала, что жаловалась. Я рада, что ты уволилась. По крайней мере, ты перестанешь ныть. И хватит об этом.
Я обожаю Джил. Она всегда говорит то, что нужно. У нее потрясающая работа – в обувной фирме, в отделе по связям с прессой, – которую она любит и здорово делает. Но я все-таки считаю, что ее призвание в другом – она могла бы быть замечательным психотерапевтом.
– Хочешь еще вина? – спросила Джил.
Теперь вы поняли, что я имела в виду? Все, что она говорит, вовремя и к месту. Если бы я просидела в кухне Джил весь вечер, я бы вообще забыла о том, что стала безработной.