Добравшись до того места, где в залив впадает левый рукав Брамы, через который перекинут уже упоминавшийся красный подвесной мост, друзья повернули в противоположную от него сторону и понеслись вдоль по не слишком оживленной, но широкой улице. Эту чрезвычайно длинную и прямую улицу, бравшую начало почти в самом центре города и продолжавшуюся до самой его окраины, образовывали два ряда небоскребов, которые становились тем ниже и проще, чем дальше вы продвигались по этой улице. Иногда, впрочем, какой-нибудь выскочка взмывал над остальными домами этажей на пятнадцать-двадцать и, казалось, смотрел на остальных с высока и надменно, чем портил всю эту ровную шеренгу.
Пролетев три квартала по этой улице, за это время Одиоку удалось-таки вырваться вперед, они свернули влево, в другую улицу, и чуть не сшибли лысого человека в галстуке. Бернард задел его плечом, не успев увернуться, и человек, судорожно махая руками и заваливаясь то взад, то вперед, закрутился вокруг, продолжая движение. Он не упал только благодаря системе стабилизации магнеток, в которые был обут. Бернарда тоже закрутило, но он был привычен к этому и быстро выровнялся. Лысый человек хотел было заругаться, но Бернард опередил его, отчеканив извинение, чуть поклонившись и сделав по возможности невинное лицо.
- Впредь, старайтесь быть аккуратнее, - подчеркнуто вежливо сказал лысый человек, имея при этом весьма недовольную мину. Одиок и Бернард заверили его, что непременно будут аккуратнее. На том они и расстались. Лысый человек снова развернул перед собой аэрофон и, что-то не то рисуя, не то вычерчивая на нем пальцами, полетел дальше своей дорогой, а наши друзья пошли своей. Возможно, когда лысый человек скрылся бы за углом, они опять разогнались и снова полетели бы «кто вперед», но Одиок начал разговор, который отвлек их от этого.
- Представь, сегодня папа собирается на работу, я в школу, ну как всегда, в общем. Он в прихожей возиться чего-то там, уже одевается, и мама его зовет из другой комнаты, ну он кричит ей: «Сейчас, подожди». И тут я как раз в кухню прохожу и справа, в проходе, вижу его. Он стоит, значит, на вешалке пиджак его висит, и он подкладку у пиджака этого теребит, то ли пихает в нее что, то ли вынимает. Я задержался на секунду, посмотрел и дальше пошел, но мне показалось, что в руке у него синее что-то. Я сначала подумал, что показалось, но когда слышу потом, что он к маме прошел, быстро ныряю в прихожую, пиджак там так и висит, я осматриваю полу, верчу, хлопаю по ней - ничего нету. Хорошо, слышно как они там разговаривают в спальне, опасаться нечего. Опять шарю, в карман залез, ничего нету, а потом смотрю шов, который идет в середине подкладки от кармана, не такой какой-то в одном месте. Вроде все нормально, но не то. Попробовал взяться за него, а там микролипучка и потайной карман.
- И что в кармане?
- Синяя звездочка.
- Блюстра?! У твоего отца?! - не поверил Бернард. - Он же помощник мэра.
- Начальник отдела благоустройства, - нехотя поправил Одиок.
- Да... - протянул Бернард и задумался. - Ну а что вообще такого? - вдруг оживился он снова. - Разрешенный наркотик, да, в обществе как-то порицается, но противозаконного ничего нет. Тем более он может быть просто решил попробовать, чтобы знать, что это за штука.
- Я тоже сначала так подумал, - сказал Одиок, - но зачем ему тогда кармашек этот потайной в пиджаке? А? Что-то тут не так. Не говори только никому.
- Само собой.
Некоторое время они шли молча.
- Выиграют сегодня наши? - спросил Одиок только для того, чтобы о чем-нибудь заговорить.
- Скорее всего, - ответил Бернард, - у Андхры и игроков-то нет порядочных.
Еще на прошлой неделе Бернард купил билеты на трайбольный матч, который должен был начаться совсем скоро. Нашим друзьям оставалось всего лишь пройти несколько метров до угла здания, повернуть за него и миновать коротенький переулок. Сразу же по выходе из этой улочки они оказывались на обширной площади, посреди которой высился исполин-стадион.
Чаша стадиона была огромна, она нависала отовсюду сверху, как волна гигантского цунами. На площадке перед стадионом кучками стояли люди в красно-черных цветах местного Ганди, синих поклонников Андхры было гораздо меньше. Стены стадиона светились всевозможными рекламными объявлениями, обещавшими естественную и первозданную жизнь в цветущих колониях второй дальности, рекламой RiflMagic, за гроши делавшей операции, которые «подарят вашему семилетнему ребенку радость перцептивной метактации», проще говоря, рифл-общения. На отдельном и большом воздушном экране выпячивались мускулистые мужские руки, стройные женские ноги, красивые лица вообще и отдельно глаза, носы, губы, - надпись внизу зазывала исправить природные недостатки фигуры и прельщала радостями бесконечной жизни и заменой изношенных органов. Самое большое объявление возвещало о сегодняшнем противостоянии «Ганди - Андхра».