- Заварухи... - Бернард выучил еще одно новое слово.
- Да. Ты просто не понимаешь. А у меня есть какое-то предчувствие. Я в космопорт, в эту девятнадцатую контрель. Ты со мной?
Может он совсем сбрендил? - подумал Бернард. - Но отпустить его одного было бы просто безумием. - Идем, - сказал он со вздохом, посмотрел на Ланью и с безнадежной ухмылкой иронически добавил: - Пока, Ланья, и спасибо за помощь.
- Удачи вам, - сказала она со смешком. - Не лезьте на рожон.
- Обязательно, - сказал Одиок, как-то по-особенному взглянув на нее, и скрылся в прихожей.
Ланья проводила их до двери, простилась, и осталась в игрушечной комнате один на один с тишиной, лошадьми и ворованными мыслями. Выходя на лестничную клетку, Одиок уже бронировал два места на завтрашний рейс орбитального лифта.
- Отправимся завтра же, у меня какое-то смутное ощущение, что нужно спешить, - сказал он между делом.
- Да куда спешить-то?!
- В космопорт. Если не отправимся завтра, то придется еще неделю ждать, это долго, очень долго.
Они спустились вниз и вышли на улицу, Одиок заказал наконец-таки билеты, и они не сговариваясь пошли пешком, так как спешить до завтра уже вроде бы было некуда. «По крайней мере, хоть какое-то приключение», - подумал Бернард и машинально посмотрел на черную иглу, соединявшую небо и землю, по левую руку от себя.
Улицы пустели в предвечернем затишье, чтобы ближе к ночи вспыхнуть огнем и электричеством, а от дождя остался лишь легкий аромат, духота и удаляющаяся темная стена, закрывавшая горизонт впереди. Остатки облаков в виде рваной простыни, испаряемые орбитальными зеркалами, таяли над головой, а на западе, далеко за городом, всюду вправо и влево из черно-синих, перемешивающихся и наскакивающих друг на друга туч выливались тонны воды, молнии освещали их пузатые тела изнутри, и они мистически вспыхивали и светились, как тыквенные головы на Хэллоуин. Солнце наверху то появлялось, то исчезало в пелене, которая через минуту растворялась сама в белёсом вращении.
- Берни, ты веришь в судьбу? - спросил вдруг Одиок.
- Еще не хватало... - подумал Бернард, а вслух ответил: - Скорее нет... даже точно нет.
- А я, мне кажется, верю, - тон Одиока был несколько восторженным, он смотрел далеко вперед на сверкавшие мрачной синевой тучи.
- На мой взгляд, - начал развивать Бернард, - это слабые люди склонны объяснять свои успехи и неудачи внешними обстоятельствами, влияниями, а сильные наоборот, ищут причины своих побед и поражений в себе, сама мысль, что ими что-то управляет, что бы это ни было, им противна, мне так кажется. А вот к какому типу людей, сильных или слабых, я отношусь, я еще, честно говоря, пока не пойму. Почему-то планируешь одно, и хочешь управлять своей судьбой, а выходит совершенно другое, о чем даже и не думал.
- А я начал верить, мне кажется вот после того раза, с Сёмой, но еще тогда не совсем, я еще сомневался до сегодня, а вот сейчас я точно верю, и никакая это не слабость, а наоборот - это и есть сила! То что мы пришли к ней, вот это и вправду было пальцем в небо, а она нам помогла. Помогла же?!
- Да что она нам помогла? Сейчас как прилетим туда, так и улетим.
- Нет. Вот увидишь, у меня предчувствие. Не зря это «19», не зря.
- Ладно, ладно. Избавь только меня от своих предчувствий, - сказал Бернард с немного наигранным раздражением, на самом деле ему хотелось смеяться.
Через минуту они дошли до угла и расстались, чтобы вечером следующего дня встретиться вновь. Трехдневное путешествие на космическом лифте должно было сделать их на тридцать шесть тысяч километров ближе к небу.
День этот оказался немного ветреный, но солнечный и теплый, солнце висело уже низко, и казалось, будто это именно оно подгоняет Бернарда в спину невидимым теплым потоком. Одиок ходил взад и веред у входа в башню и щурился то ли от солнца, то ли от неудовольствия. Они договорились встретиться у подножия башни за полчаса до отправления. Одиок пришел минут на двадцать раньше оговоренного срока и весь истомился в ожидании друга, Бернард пришел точно вовремя, и Одиок только надулся, но ничего не сказал.
Тридцатикилометровая, по-неземному черная башня поднималась над ними как нечто небывалое и невозможное, причудливо извиваясь, искривляясь и раздваиваясь в голубовато-призрачной высоте, как змеиный язык. А высоко над ее верхушкой на одинаковом расстоянии друг от друга парили в чистом воздухе, поблескивая почти как звезды, четыре маленькие бусинки. Если присмотреться, то можно было увидеть, как они медленно поднимаются.