- Изучать вселенную, развивать куаров? - влез Одиок.
- Нет, совсем другая. Я должен был убить куара, чтобы все миссии отозвали назад и собрали здесь в одном месте. Это все подстроено, у нас есть люди в парламенте...
- У кого это, у нас? - спросил Бернард.
- Я думаю, вы знаете, на Земле есть довольно обширная группа людей, которые, мягко говоря, настроены негативно по отношению к трайбам. Есть такие люди и в парламенте, часть из них связана с радикальным крылом этого движения. Так уж сложилось, что я там, на Земле, тоже принадлежу к этому крылу.
- Вот это да... - вырвалось у Бернарда. - А зачем же они хотят нас собрать всех?
- Чтобы уничтожить, - тяжело сказал Гарет. - Корабль с формионным реактором и бомбой тоже летит в точку нашего сбора. Взрыв будет такой, что не останется никого.
- Ты сейчас вообще серьезно это все? - спросил Одиок с недоверием. - Или, может быть, это у нас опять галлюцинации начались?
- К сожалению, это не галлюцинации, - ответил Гарет и замолчал, через некоторое время он продолжил, словно поймав снова мысль. - Потом они надеются повернуть все так, словно это трайбы хотели взорвать Землю, но по недосмотру взорвались сами. У них даже есть какой-то компромат, но я только слышал о нем, мне не показывали и не рассказывали.
- А какую же роль ты играешь во всем этом?
- Я трайб, который должен был убить куара, - горько улыбнулся Гарет. - А на Земле я соблазнил министра транспорта, чтобы та выделила грузовой корабль, «пеликан» кажется, для перевозки реактора.
- История... - протянул Бернард.
- Помню, когда я очнулся трайбом, - снова начал Гарет, подумав, - то был так ошеломлен, что это не выразить даже на рифл. Я думал, зачем они сделали меня трайбом, зачем?! Чтобы потом убить меня! Это было невероятное предательство с их стороны, по-другому я и не думал. Я очень долго шел к этой мысли: что я здесь, но есть еще и я там, на Земле. Я все не мог в это поверить. Но со временем я как-то освоился, свыкся, не такие уж мы и страшные, и ничего мы не замышляем, как они, и я в том числе, думали там на Земле. Сейчас это заблуждение выглядит таким глупым, я даже не понимаю, как я вообще мог ему поддаться.
- Становясь трайбом, личность во многом меняется, нейронная структура перестраивается. Поэтому все трайбы немного одинаковые, и часто очень не похожи на своих прототипов на Земле, - сказал Бернард.
- Это я понимаю, но мне кажется, не так уж и сильно я изменился... Хотя не знаю, сложно сказать, может быть... может быть и изменился... Во всяком случае, убивать кого-либо я точно уже не хотел. Я расстался с этой мыслью совсем, и мне вдруг стало гораздо легче, точно как гора с плеч. Я подумал, что если они пошлют еще кого-нибудь вместо меня, то у них все равно ничего не выйдет, как и со мной. Но тут, как это обычно бывает - в самый неподходящий момент -случилась эта история с сердечным приступом. Похоже, им даже и этого хватило, чтобы провернуть свое дело.
- Получается, из-за моей промашки могут уничтожить всех трайбов - просто отлично, - сказал Бернард, и на лице его рифл-образа отразилось все то, что он в этот момент представил в своем воображении, а представил он взрыв, который поставит крест на тысячелетнем прогрессе человечества, на труде, на стремлении... да и Бог с ним с этим трудом... на тех, кого он знает и к кому уже успел привязаться... пусть они не люди, но уж как минимум они не хуже людей - в этом он был уверен - потому что сделаны они по подобию этих самых людей.
- Нужно немедленно сообщить властям, чтобы космическая полиция остановила корабль, - сказал Одиок.
- Боюсь, они уже не успеют ничего сделать. К тому же этому будут чинить всяческие препятствия, я уверен. У них очень высокопоставленные покровители.
- Ну в любом случае нужно что-то делать. Предупредим тогда трайбов, чтобы улетали, - предложил Бернард.
- Иглы слишком неповоротливы... - сказал Гарет. - Думаю, единственный оставшийся шанс, это отправиться на крыле и остановить корабль самим. Не знаю уж по какой случайности, счастливой или нет, но сейчас мы с «пеликаном» приближаемся к месту сбора с одной и той же стороны и летим почти параллельными курсами, так что ближе нас к нему никого нет.
Глава девятая
Это был круговорот лиц, все они, возникнув вдруг из тумана темноты, задвигались и понеслись одно за другим, словно фотографии в перелистываемом ветром альбоме. Но все они были живые, несмотря на то, что среди них попадались и персонажи вымышленные - они смотрели, улыбались, хмурились, что-то говорили. Вот Александр Македонский на своем драгоценном Буцефале, его накрывает Достоевский с глубоким и проницательным взором, нестареющий Дориан Грей уступает бесстрастному Макиавелли, сухой и старый Понтий Пилат что-то кричит и исчезает под следующей страницей, ему на смену приходит скрученный юлой, точно в кривом зеркале, Микки Маус, еще дуновение - и перед взором Геракл во всей своей обнаженной полубожеской красе. Все это мелькало, крутилось, переливалось и повторялось, и среди всех этих картин был скромного вида, угловатый и квадратный робот, который без каких-либо претензий тоже мелькал, крутился так, что за ним было не уследить. Вот он мелькнул вслед за Мэрилин Монро, а теперь предваряет собой загадочный и совершенный образ Витрувианского человека, который уже выглядывает со следующей страницы.