С замиранием сердца нажала кнопку на домофоне. Он загудел. С тревогой ожидая, пока кто-нибудь подойдет к двери, я просматривала вопросы, которые должна задать Роману. Это если он не разгадает мой маскарад.
Я снова нажала на звонок, и в тот момент, когда мой палец оторвался от кнопки, дверь распахнулась. Передо мной стояла красивая зеленоглазая женщина лет пятидесяти. Она довольно высокая, ее седеющие пепельно-каштановые волосы убраны назад в простой шиньон. Стройная фигура облачена в белый жакет, напоминающий лабораторный халат, и простую черную юбку длиной до колена. Плотные черные непрозрачные чулки обтягивали ее ноги. На ней удобные черные туфли на шнуровке. На резиновой подошве, не скользящие. Такие можно было найти в магазине ортопедической обуви. Единственная яркая деталь — поношенный желтый тканевый сантиметр на шее.
На ее губах застыла легкая улыбка.
— Вы, должно быть, мисс Олбрайт.
У нее был ярко выраженный акцент, но голос — теплый и располагающий, что соответствовало доброму выражению ее лица. Высокие скулы и яркие черты лица. Должно быть, она была большой красавицей в молодости.
Я сделала вдох и небрежно закинула телефон обратно в рюкзак.
— Да, это я.
— Очаровашка. Я — мадам Дюбуа. — Я догадалась, что она, скорее всего, француженка. Потом женщина пригласила меня внутрь. — Месье Херст ждет вас.
Мои глаза расширились, когда я вошла в огромное ателье с высокими потолками. Женщины, похожие на клонов мадам Дюбуа, сновали по открытому, явно специально оборудованному помещению. Всего, наверное, около дюжины. К моему удивлению, здесь не было ни одной швейной машинки. Все женщины кропотливо работали вручную. Одни, склонившись над гладильными досками, вручную отпаривали ткань, другие сидели на стульях с высокими спинками и вручную пришивали пуговицы. Другие собрались вокруг большого чертежного стола, вырезая и прикалывая выкройки. Полки, заполненные прозрачными пластиковыми контейнерами с аксессуарами — блестками, перьями, нитками, обрезками, иголками, булавками и прочим — расположены вдоль строгих белых стен и перемежались с кусками разнообразных черных тканей, пышных и переливающихся. Встроенное освещение было яркое, в комнате витало интенсивное и сосредоточенное настроение. Если бы не шипение отпаривателей, можно было бы услышать, как будет падать булавка. Я обвела глазами студию, рассматривая захватывающие дух черные платья, находящиеся на разных стадиях завершения, которые драпировали формы для платьев, расставленные на блестящем мраморном полу. Я — в восторге, но старалась не показать этого.
— Где мистер Херст? — спросила я свою сопровождающую, мое беспокойство нарастало.
— Он наверху, в своем личном жилом помещении. Он хотел бы встретиться с вами там. Мы поднимемся на лифте.
Нервничая, я поправила свой рюкзак и позволила ей вести меня. Смотрела по сторонам — то влево, то вправо, пока я следовала за ней к богато украшенному лифту, который, вероятнее всего, являлся оригиналом со старомодным циферблатом этажей. Она нажала на кнопку «вверх», и дверь из полированной бронзы раскрылась. Женщина пропустила меня первой, а затем выбрала кнопку этажа, обозначенного на панели цифрой «2». Всего в доме четыре этажа, включая подвал. Дверь закрылись, и богато отделанная кабина медленно начала подниматься к месту назначения, а затем створки лифта снова открылись.
Я вышла вслед за мадам Дюбуа и попала в другое двухэтажное помещение. В отличие от ярко освещенной студии под нами, стены здесь были покрыты черным лаком, а плотные обсидиановые шторы от пола до потолка закрывали все окна, блокируя солнечный свет. Комната обставлена в стиле минимализма: сочетание гладкой черной кожи, сверкающего стекла и полированного никеля, предметы симметрично расставлены на блестящем полу из черного дерева. Вдоль одной стены — встроенная книжная полка, заполненная справочниками и каталогами. Встроенное галогенное освещение приглушенное, но достаточное, чтобы осветить высокую вазу из оникса, наполненную белыми благоухающими цветами — гардениями — на большом журнальном столике. А также искусно развешанные черно-белые фотографии потрясающей женщины в роскошных черных платьях. Я окинула взглядом комнату и задалась вопросом: что за человек здесь жил?
— Мисс Олбрайт?
Богатый баритон прерывал мои мысленные метания. Я резко вскинула голову, и мой желудок свело.
Навстречу мне шел самый красивый мужчина, на которого я когда-либо смотрела. Высокий, примерно шесть футов четыре дюйма3, стройный и мускулистый. С копной черных волос и такой же темной щетиной, черты лица — чистое мужское совершенство. За исключением черной повязки, закрывающей его правый глаз, которая каким-то образом добавляла ему привлекательности. Другой его глаз — цвета голубого пламени, сияющий на фоне смуглого цвета лица и полностью черного наряда, состоящего из кашемирового свитера, обтягивающего его мускулы, и отутюженных брюк из тонкой шерсти, идеально сидящих на его внушительном теле. Его ноги украшали мягкие черные кожаные мокасины в тон ремню, и я заметила, что он не надел носков.
От его вида у меня ослабли колени, а тело горело. Мое дыхание стало затрудненным, а мысли превратились в кашу. У меня возникла внезапная потребность поскорее сесть, пока мои ноги-спагетти не отказали. Я никогда в жизни так себя не чувствовала.
— Мисс Олбрайт? — повторил он, выводя меня из ступора и возвращая к настоящему моменту.
— Да, — пролепетала я, впервые заметив матовую черную папку в его правой руке.
— Хорошо, — сказал Роман, опускаясь на огромный кожаный диван, положив папку на журнальный столик рядом с цветами. К ней была прикреплена дорогая на вид черная авторучка. — Пожалуйста, присаживайся.
В полубессознательном состоянии я опустилась в одно из глубоких кресел напротив него. Конечно, это оказалось не самое мое изящное движение, но, по крайней мере, я не упала. Мне все еще было трудно дышать, его испепеляющий взгляд заставлял меня чувствовать еще большее головокружение. Больше жара. Быть более неспокойной.