— Да, милая, это так. — Ее голос дрогнул. — Я планировала однажды рассказать тебе об этом.
Реальность того, что почти жена Романа, мать его нерожденного ребенка, могла быть — и была — моей биологической матерью, ударила по мне, как кувалда. Я схватилась за живот, надеясь, что меня не стошнит, когда мама продолжила.
— После смерти твоей сестры Флоры мы с твоим отцом отчаянно хотели еще одного ребенка. Но поскольку я — носитель гена Гоше39, риск забеременеть и потерять еще одного ребенка из-за ужасной болезни был слишком высок. Никто из нас не мог этого вынести. Мы рассматривали возможность усыновления, но потом я узнала об ЭКО и донорских яйцеклетках... и обратилась в клинику, где был банк доноров. Женщина, чьи яйцеклетки я выбрала, обладала всеми качествами, которые мы искали в ребенке.
— Ты помнишь ее имя?
— Она сдавала кровь анонимно, но я видела ее фотографию.
Мое сердце заколотилось.
— Как она выглядела?
Мама подробно описала донора. Все, что она говорила, точно воспроизводило стройную красавицу на фотографиях, висящих в комнате Романа. Ава! Первая любовь Романа!
— У тебя случайно нет ее фотографии?
— Дорогая, у меня нет. Тогда у нас не было телефонов, а любая форма фотографии была запрещена. Просто знай, милая, она была великой красавицей. Как и ты. Когда-то она была моделью высокой моды с самыми изумительными зелеными глазами. И такая умная и творческая. Она свободно говорила по-французски.
У меня больше не осталось никаких сомнений. Уголком глаза я заметила, как Кендра бросила на меня хохочущий взгляд.
Снова повисла тишина. Над ней возвысился слабый голос моей матери.
— Софи, дорогая, ты еще здесь? Ты можешь простить меня?
Я ничего не могла сказать. Я чувствовала ее раскаяние. Ее вину.
— Мы с твоим отцом очень, очень любим тебя. Ты должна это знать. До самой луны и обратно.
Я тяжело сглотнула, подавляя все свои эмоции. Одна сталкивалась с другой. Слезы застлали мне глаза и забили горло. Я, наконец, обрела голос, каким бы печальным он ни был.
— Мама, мне не за что тебя прощать. Я тоже очень сильно люблю вас обоих.
Я услышала вздох облегчения. Она поменяла тему, ее голос окреп.
— Как продвигается твоя работа?
Впервые значение этого шокирующего открытия ударило по мне, как шаровая молния. Оно выбило весь воздух из моих легких, всю рациональность из моего мозга. У меня появилось легкое головокружение, я почти потеряла сознание. Стены этой комнаты неумолимо смыкались вокруг меня. Поглощали меня. Я никогда больше не увижусь с Романом!
— Дорогая, ты все еще здесь?
Задушенный вздох перекрыл мое горло. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы ответить.
— М…мам, вообще-то дела идут не очень хорошо.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы с Романом поссорились.
— О боже!
— Ничего, если я вернусь домой? — Краем глаза я увидела, что Кендра довольно ухмылялась.
— Конечно, моя дорогая. — Я услышала сострадание в ее голосе. — Твое любимое блюдо будет ждать тебя.
— М-мам, я буду через некоторое время. На следующем поезде.
Потеряв всякий аппетит и спотыкаясь, я пошла к выходу из ресторана так быстро, как только меня могли нести мои налитые свинцом ноги. Оставила письмо и телефон на столике.
— Счастливого пути, — услышала я голос Кендры.
Охваченная шоком и печалью, я вышла за дверь. Оставляя свое сердце и человека, которого любила.
Навсегда.
Глава 47
Роман
Сеанс у моего психиатра доктора Гудмана прошел очень хорошо. Мы работали с ним над моими проблемами с тех пор, как я потерял Аву и ребенка. Известный психотерапевт из Верхнего Вест-Сайда, специализирующийся на проблемах горя, раньше сам приходил в мое ателье, когда преподавал в расположенном неподалеку Нью-Йоркском университете, но теперь я был не против ездить к нему в офис. Он помог мне пережить самое тяжелое время, ужасное чувство вины и печали, которые я испытывал после аварии. Доктор Гудман всегда считал, что мне нужно было отпустить ситуацию и двигаться дальше. Найти кого-то нового, полюбить. Что я был способен и достоин этого. Но мои угрызения совести не утихали.
За последние несколько месяцев он увидел заметные изменения в моем поведении. В моих глазах появился блеск, которого раньше не было. Вновь обретенная радость жизни и страсть к своей работе. Сегодня я, наконец, рассказал ему о своих отношениях с Софи, и он даже захлопал в ладоши. И посоветовал мне следовать за своим сердцем и позволить всему развиваться естественным образом. Смотреть вперед, а не назад. Не зря зеркала заднего вида такие маленькие, а лобовые стекла такие большие. Достаточно большое, чтобы можно было пробить его, но я отбросил эту мысль на задворки сознания.
Вернувшись в свое ателье чуть позже двух часов, я не мог дождаться, когда заключу новую любовь всей моей жизни, мою изысканную Бабочку, которая дарила мне свет и вдохновение, в свои объятия и засыплю ее поцелуями. Затем отнесу ее наверх в свою спальню и взлечу вместе с ней высоко в небо. Войдя внутрь, я поискал ее. Обычно она рисовала в своем углу, но ее там не оказалось. Знал, что это нелепо — ведь она могла быть в ванной, — но внутри меня сработала кнопка паники.
Дом Херста кипел жизнью: мои швеи шили платья и украшали их последними деталями, такими как перья и кристаллы, и среди них была мадам Дюбуа. Сердце скакало галопом, я бросился к ней.
— Где Софи? — спросил я, стараясь оставаться как можно более спокойным.
— Месье, я не видела ее уже довольно давно. Может быть, она ускользнула наверх.
Поднимаясь по лестнице через две ступеньки за раз, я добежал до своего жилого помещения и обыскал его, как сумасшедший. Ее нигде не было. Поэтому спустился обратно вниз. Софи по-прежнему нигде не наблюдалось.
Я поспешно достал свой телефон и проверил приложение для отслеживания. Черт. Ее телефон, наверное, был выключен или находился вне зоны действия сети. Я не мог поймать сигнал. Попытался позвонить ей, но сразу же попал на голосовую почту.
Мои мысли бешено крутились. Может, Софи пошла в ту маленькую кофейню за углом, которую так любила? Черт. Как же она называлась? Бри — что-то вроде. Брикаж? Бризе? Бриошь? Да, это оно! Я не стал терять времени. Нет, Софи там не оказалось и не было весь день.