Поместив конверт в безопасное место, подальше от себя, я положила голову на руки и дала волю слезам.
Глава 49
Роман
Следующие три недели моей жизни стали худшими. Они не шли ни в какое сравнение с теми, которые я пережил после трагической смерти Авы. Мои кошмары вернулись. Эти были другие… белые бабочки, мельтешащие в моих глазах, нападающие на меня, держащие в плену темного вихря. Их белый порошок ослеплял меня, а их крылья превратились в острые осколки стекла. Они резали мою кожу. Резали мои руки, когда я неистово от них отмахивался. Боль была такой сильной, что я кричал и просыпался в холодном, тошнотворном поту.
Я не мог заснуть. Не мог ни встать с постели, ни есть, ни творить. Шокирующее открытие, что Софи — дочь Авы, полностью опустошило меня. Я был разрушен. Но еще больше меня разрушало то, что Софи покинула меня. Она — воздух, которым я дышал. Вода, которая была нужна мне для роста. Мое пропитание. Без нее я не мог существовать.
Благослови Господь мадам Дюбуа. Со всей своей материнской добротой она заботилась обо мне. Приносила еду в мою комнату, к которой я едва прикасался. Заставляла меня иногда принимать душ. Не спрашивала, что произошло между мной и Софи. Хотя она имела право знать. В конце концов, Ава была ее дочерью. И это делало Софи ее внучкой.
Единственный свет в моей жизни — это пресс-папье из зеленого хрусталя, которое Софи подарила мне, и которое стояло на моей тумбочке. Луна. Моя единственная связь с ней. Мое постоянное напоминание о том, что все прекрасное — хрупкое и бьющееся. Когда я лежал, завернувшись в простыни, окутанный остатками ее запаха, мое тело болело от тоски и печали. В темноте, поглотившей меня, я думал о течении времени. Как много всего могло произойти за двадцать четыре часа… за один час… за одну минуту. Это все, что было нужно, чтобы весь ваш мир перевернулся с ног на голову. В мгновение ока все могло измениться, и ваша жизнь уже никогда не стала бы прежней. Я уже был там раньше, и теперь я снова оказался там.
Окончательно сломавшись, я принял решение рассказать мадам Дюбуа о случившемся и спустился по лестнице в своей черной шелковой пижаме с результатами ДНК теста и душераздирающим письмом Софи в руках. То самое, которое она отправила Винсенту и попросила передать мне. Я читал его столько раз, что выучил наизусть.
Я застал своего начальника штаба в ателье в одиночестве, которая вручную пришивала сверкающие алые стразы к одной из потрясающих бабочек Софи. Сейчас было шесть утра. Ее сотрудники придут только через два часа.
На звук моих шагов она подняла глаза, и слабая улыбка искривила ее губы.
— Месье Херст, я рада вас видеть. Могу я предложить вам кофе или чай?
— Эспрессо было бы неплохо. — Отложив бабочку, она поднялась и пошла на кухню. А я в это время сел во главе редакционного стола. Положил конверты, которые держал в руках, рядом с собой и осторожно взял в руки блестящую крылатую аппликацию. Я сразу же узнал вид. Это Краснопятнистый Монарх из Нигерии… та самая бабочка, которая села мне на руку в тот день, когда Софи привела меня в Консерваторию бабочек. Она сказала, что эта бабочка принесет мне удачу. Яркое воспоминание всплыло в моей голове, я сжал ее крылья и посадил на тыльную сторону руки. В надежде, что это волшебным образом вернет мне мою Бабочку.
Мой начальник штаба быстро вернулась с кофе и поставила его передо мной. Положив бабочку обратно на стол, я сделал глоток крепкого, чернильного напитка. Затем еще один. Кофеин пробудил меня. Укрепил меня.
Я допил эспрессо и поставил изящную чашечку на блюдце, а мадам Дюбуа присела рядом со мной. Она положила свои теплые руки на мои. Чего не делала с тех пор, как умерла Ава. Я опустил взгляд и заметил, какие вздутые вены у нее на руках. Почувствовал, какими мозолистыми они стали за годы тяжелой работы. Шитье. Прикалывание. Вырезание. И все же, ее руки оставались изящными. Они были такой же формы, как у Авы. И Софи. Их длинные, тонкие пальцы были почти одинаковые. Почему я не замечал этого раньше?
Я поднял глаза, и она встретила мой взгляд. Может быть, кофеин и пробудил меня, но он не снял покрывало грусти, которое душило меня. Сострадательные глаза мадам Дюбуа не отрывались от меня, их мшисто-зеленый цвет был таким же, как у Авы и Софи. Видимо передалось из поколения в поколение. Я стремительно терял мужество, чтобы сказать ей разрушительную правду, но она не позволила мне этого сделать.
— Роман, — начала она, нехарактерно называя меня по имени, — почему Софи ушла?
— Она не может здесь работать по причинам, которые вы никогда не поймете.
— Она нужна тебе. Для твоего сердца и твоей души. Ты любишь ее, и она любит тебя.
— Она не может любить меня. И я не могу любить ее. Это все неправильно.
— Роман, пожалуйста, скажи мне, о чем ты говоришь.
Время пришло. Моя грудь болела. Но я протянул ей конверт с результатами ДНК теста.
— Прочтите это. — Она вытащила документ. Ее брови сошлись вместе, пока та молча читала его, выражение ее лица становилось все более шокированным, все более негодующим с каждой секундой. Она просмотрела вторую страницу и бросила бумаги на металлический стол. Ее глаза потемнели.
— Этого не может быть!
Ее реакция ошеломила меня.
— Что вы имеете в виду? Это официально.
Ее глаза пылали гневом.
— Ава никогда не жертвовала свои яйцеклетки. Она была слишком молода, и я запретила ей делать это. — Она замолчала. — Я запретила! Это должно быть какая-то ошибка!
Головокружительный коктейль из шока и замешательства проник в меня. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем ее слова дошли до меня.
— Хотите сказать, что вы приходитесь биологической матерью Софи?
— Oui! И я могу это доказать!
— Как? — Я все еще находился в состоянии неверия и шока.
Не мигая, я смотрел на нее одним глазом, пока она расстегивала шиньон, и ее седеющие каштановые волосы рассыпались по плечам. Она поспешно схватила ножницы, лежащие на столе, и отрезала локон.
Затем положила на стол и трехдюймовый отрез волос, и ножницы.
— У меня все еще есть прядь волос Авы с ее первой стрижки. — Она опустила руку под халат и вытащила золотой кулон, подвешенный на цепочке. — Он в этом медальоне. — Она открыла его, чтобы показать мне.
— Роман, пожалуйста, сходи наверх и принеси расческу Софи. Она все еще в ее ванной.
Сердце колотилось как сумасшедшее, я побежал наверх и быстро вернулся с расческой. Мадам Дюбуа забрала ее у меня и вытащила клок волос из щетины.
— Я отправлю все образцы волос в эту генетическую лабораторию и проверю их. И попрошу их ускорить процесс.
Пять очень долгих, полных тревоги дней спустя письмо из Наследия прибыло на имя Абры Дюбуа. Мое сердце часто билось, каждый нерв гудел от предвкушения, я был рядом с ней, когда она вскрыла картонный конверт. Мой пульс стучал в ушах, когда та достала деловой конверт с адресом лаборатории в левом верхнем углу. Ножом для писем вскрыла его и прочитала результат вслух. С каждым словом мое сердце билось все громче и быстрее. Дыхание, которое я задерживал, вырывалось из меня, как порыв ветра, когда она прочитала заключение. У Абры было в сто раз больше шансов быть биологической матерью Софи. Вероятность: 99,9999 %!
Со слезами на глазах мадам Дюбуа сжала мои руки, ее голос был непоколебим.
— Я полюбила Софи, как дочь. — Она крепко сжала мои руки. — Теперь, Роман, возьми ее и люби ее, как мужчина.
Достаточно одного глаза, чтобы ясно видеть мир. Чтобы увидеть то, что важнее всего.
Через полчаса я уже летел в Нью-Джерси.
Глава 50
Роман
Должно быть, отключили электричество. Нигде не горел свет. Леденящий ранний осенний ветер хлестал меня по лицу, пока я звонил в звонок. Ни звука. Наверное, он не работал, поэтому громко постучал в деревянную дверь. Мое сердце билось, как у кролика, пока я ждал, что кто-то откроет. Мои эмоции пребывали в смятении, страх и желание одолевали меня. Я не знал, как отреагирую, что скажу, если Софи откроет дверь. И как отреагирует она, когда увидит меня. Прошло более трех долгих недель. Почти месяц. Она попрощалась со мной один раз. Попрощается ли моя Бабочка со мной снова? Я снова постучал в дверь, так сильно, что костяшки пальцев заболели. Ничего. Вероятно, отключение электричества — это какой-то знак. Может, мне стоило просто отступить и вернуться в город? Когда я уже собирался повернуться, дверь распахнулась. На пороге стоял отец Софи, Пол. Одетый в клетчатый фланелевый халат, он держал в руках фонарик и светил им на меня.