На середине глотка Харпер поперхнулась. После нескольких покашливаний она с трудом сглотнула, и ее глаза расширились.
— Он узнал?
— Не волнуйся, ничего страшного. Ты можешь опубликовать интервью под своим именем. Я напечатаю его сегодня вечером и отправлю тебе.
Облегчение захлестнуло мою лучшую подругу.
— Слава Богу! Это потрясающе! Об этом будет говорить весь мир моды. Благодаря тебе я приблизилась на шаг к тому, чтобы стать следующей Анной Винтур.
И благодаря тебе я — в полном беспорядке. На шаг ближе к тому, чтобы стать жертвой эмоционального поезда, летящего под откос. В жизни Харпер было все так идеально. Ей не нужно было беспокоиться о деньгах, она поднималась по карьерной лестнице и собиралась выйти замуж за мега-богатого парня, который обожал ее. С другой стороны, я едва могла заплатить за квартиру, вынуждена была заботиться о своих стареющих родителях и, похоже, никуда не двигалась. И в моей жизни нет никого, кто был бы близок к тому, чтобы надеть мне кольцо на палец. Не говоря уже о том, чтобы заботиться обо мне. Слезы навернулись на мои глаза, но Харпер была слишком занята тем, что рассматривала «кто есть кто» в мире моды, чтобы заметить это. Она на минутку отвлеклась, чтобы просмотреть меню. Я сделала то же самое.
Подошел официант, и мы сделали заказ. Салат из эндивия, затем пасту с трюфелями для нее и лосося на гриле для меня.
Спустя еще одну бутылку вина я едва притронулась к лососю.
Жаль, что это блюдо за триста долларов пропало зря. Мне даже не хотелось забирать его домой.
Час спустя я снова была в своей студии и набирала интервью на ноутбуке.
Когда нажала кнопку «Отправить», я вдруг поняла, что Роман Херст навсегда ушел из моей жизни.
Глава 7
Роман
С контейнером горячего супа вонтон наперевес я провел следующие пару часов в своем кабинете, сгорбившись над настольным компьютером, изучая бабочек в Интернете. Оказалось, что существовало более 250 000 видов, каждый из которых отличался от других, и многие из них обитали в определенных регионах мира. Для многих людей и культур они являлись символами, а еще сильным олицетворением жизни. Многие ассоциировали бабочку с нашей душой, а христианская религия рассматривала бабочку, как символ воскрешения. Другие считали бабочку символом выносливости, перемен, надежды и жизни. Символ обновления. А для кого-то — это волшебство. Как для Софи. В перерывах между глотками супа я продолжал читать душещипательные истории людей, чьи жизни были тронуты и чудеснейшим образом преображены встречей с прекрасными созданиями.
Сегодня я встретил бабочку и впервые за много лет почувствовал себя живым. Обновленным. Вдохновленным. Доедая остывший суп, я залез в ящик стола и достал совершенно новый блокнот для зарисовок. Взяв его вместе с ручкой, вернулся в смежную гостиную и опустился на диван. Вытянул ноги и положил их на журнальный столик. И начал лихорадочно делать наброски. Один эскиз за другим. Страницы за страницами великолепных платьев, сложенных, как крылья бабочки. Модели, которые я рисовал, были совсем не похожи на моих обычных удлиненных женщин с шиньонами. Скорее на бабочку моей мечты. Ту, что отпечаталась в моем мозгу. Софи.
Я попробовал представлять себе другие модели и узоры — объемные бальные юбки с нарисованными на них вручную бабочками, туфли с бабочками на каблуках и атласные минодьеры9 в форме крылатых насекомых. Впервые после аварии, которая лишила меня одного глаза и разбила мое сердце, я начал видеть вещи в цвете. Яркие — розовые, фиолетовые, оранжевые, зеленые, желтые, индиговые и голубые цвета. Будоражащие цвета смешивались друг с другом.
Увлекшись набросками, я потерял счет времени и не услышал, как открылась дверь лифта. Поэтому резкий стук каблуков по деревянному полу застал меня врасплох. Я выронил ручку и поднял глаза. На меня напал резкий, знакомый голос.
— Роман, где, черт возьми, ты был?
Это оказалась мой давний деловой партнер, Кендра Кларк. Шикарная, впрочем, как и всегда, в черных кожаных леггинсах, кашемировом свитере и тренче с поясом, который подчеркнул ее стройные икры. Мочки ее ушей усеяны крупными бриллиантами, а на руке болталась огромная сумка Birken. Когда та шла на черный прием вместо меня, она надевала только мои платья от кутюр. Но в повседневной жизни предпочитала носить одежду от всех известных человечеству ведущих дизайнеров. И чем дороже, тем лучше.
Повернувшись ко мне лицом, Кендра расстегнула пояс пальто и уперла ухоженные руки в покатые бедра. Хотя ей было уже почти сорок, у нее все еще сохранялось тело супер-модели, коей она и являлась. Ноги высотой в милю, которые казались еще длиннее в Лабутенах, выраженная талия, широкие плечи и лебединая шея, которая зрительно добавляла несколько дюймов к ее росту. Точеное лицо, сохранившееся благодаря магии ботокса и других благ современной косметологии, не выдавало ее возраста, как и платиновые волосы, ниспадающие каскадом по спине, сейчас убранные в свободную косу. Одним словом, она была сногсшибательна.
Кендра метала в меня своими голубыми глазами острые, как бритва, взгляды.
— Ты пропустил наш обед с Бернардом Альтманом.
— Черт, — выругался я.
Ноздри ее тонкого носа раздувались.
— Ты знаешь, как долго я работала над тем, чтобы он встретился с тобой? Разве твоя сварливая домработница не следит за твоим расписанием?
Моя кровь забурлила. Она имела в виду мадам Дюбуа, которую не скрывала, что презирает. И это чувство было взаимно.
— Мадам Дюбуа не моя домработница, — напомнил я ей в тысячный раз. — И она не мой секретарь.
— Ты должен уволить ее жалкую задницу. Она зарабатывает гораздо больше, чем должна, а у нас туго с финансами.
Мадам Дюбуа была со мной всегда. Мы связаны на всю жизнь, связаны неразрывными узами. Она знала все обо мне. Все мои секреты. Все мои печали. Я ни за что не смогу ее уволить. Даже если бы у меня остался последний доллар.
— Может быть, я смогу встретиться с ним завтра.
Кендра насмешливо посмотрела на меня.
— Нет никакого завтра. Сегодня вечером он улетает в Париж на своем частном самолете. — Она подошла к бару и налила себе выпить. Чистую водку. Как обычно. Затем развернулась. Сделав глоток прозрачной, тягучей жидкости, она направилась ко мне и устроилась в одном из кожаных кресел. Еще глоток. — Роман, тебе чертовски повезло, что я смогла развлечь его у себя в квартире. Этот жирный ублюдок не стоит выеденного яйца, но он все еще заинтересован в инвестициях в Дом Херста.
— Это хорошо. — Мой голос прозвучал тускло.
— Это более чем хорошо. — Еще один глоток водки. — Если ты еще не знаешь, мы работаем в убыток. И это мягко сказано. Если мы не получим немного гребаных денег, мы обанкротимся. Рынок от кутюр сокращается с экспоненциальной скоростью. Мы не выживем. — Она замолчала на мгновение, чтобы сделать еще один глоток своего напитка. — Позволь мне перефразировать: я выживу, а ты нет. — Она допила водку. — И еще одно… наши нынешние спонсоры обеспокоены твоей следующей коллекцией. Как и Бернард. Они ничего не слышали о ней. Что, черт возьми, происходит?
Успокоившись, я улыбнулся.
— У меня сегодня был прорыв. Я как раз работаю над этим. Это будет прорыв. — Я не стал говорить ей, что собирался выкинуть все готовые платья и начать все с нуля. И что я мог стать мейнстримом. Создать свою первую линию готовой одежды.
— Я с нетерпением жду рассказа об этом. — Она подобрала свою сумку и поднялась на ноги. — У меня прием у врача.
Скорее всего, очередная закачка ботокса. Когда-нибудь ее лоб станет таким тугим, что будет щелкать, как резинка.
Она пошла к лифту, но оглянулась через плечо.
— Я постараюсь договориться о другой встрече с Бернардом. — Кендра поджала губы. — И просто для протокола, ты мне должен.
Я ничего не ответил.
Я не собирался трахать ее.
Не сейчас. Никогда.
Мои отношения с ней — сугубо деловые.
Хотя она думала совсем иначе.