Алина же, присев рядом, как-то очень уж близко, но кухонька была такой, невместительной, взглянула на руку с кольцом, потом на отца и жалобно сказала:
– Мам, пап, я замуж выхожу… в субботу.
Тихо стало. Так тихо, что Леха испугался – не оглох ли. И тишина длилась-длилась, а потом Вероника Сергеевна сказала:
– Алина, подобного я даже от тебя не ожидала.
Алина сразу съежилась.
– Боря, ты почему молчишь?
– Ну… – Боря потер переносицу. – Поздравляю.
– Что?
– Поздравляю, – повторил он. – Солнышко, ну ты сама же говорила, что чудо, если Аля замуж выйдет. Чудо случилось. Чего сердиться?
Вероника Сергеевна открыла было рот. Закрыла. И села за стол.
– Мам… – голос у Алины жалобный, и руки дрожат. Леха накрыл ладошку своей, чтоб не тряслась. Не побьют же ее тут. Леха не позволит.
И почему это – чудо? Чудо, что она до сих пор не вышла.
– Это безответственно! – Вероника Сергеевна перевела взгляд на Леху. – Ты бы меня еще после свадьбы в известность поставила.
И вроде бы не кричит – к крику Леха привычный, – но пробирает до костей. Лехе прям стыдно стало.
– Я виноват. Хотел сюрприз сделать. Ну она ж вроде как согласилась. Я и подсуетился, чтобы по-быстрому все было готово. Осталось только поехать и подписи поставить.
В глазах Вероники Сергеевны Леха выглядел непроходимым идиотом. Так даже у Кары смотреть не получалось, а уж в ее арсенале имелось взглядов всяких.
– То есть о нас вы подумать не удосужились?
– Солнышко, ну хотел мальчик как лучше.
– А получилось – как всегда.
Мальчиком Леху давненько не называли, но почему-то было не обидно, скорее смешно. И вправду, получается, Леха людей обидел. Но он не нарочно…
– И что теперь делать? – Вероника Сергеевна спросила это как-то жалобно.
– Радоваться, – ответил Боря.
Радоваться у Вероники Сергеевны не получалось. Она смотрела, как муж разливает коньяк, морщилась, вздыхала и пила лишь чай маленькими глоточками. Хорошо, хоть не прогнала.
– Жить вы где будете? – спросила она.
– Так у меня дом есть. Большой.
Коньяк оказался на удивление неплохим. А пирог и вовсе поразительно вкусным, Леха таких в жизни не пробовал. Наверняка это неправильно и не по-благородному закусывать коньяк яблочным пирогом, но уж больно он хорош.
Только все хорошее быстро заканчивается.
– Еще хотите? – голос Вероники Сергеевны потеплел.
– А можно?
Кара говорила, что просить добавки не принято.
– Конечно, можно. Вы вообще ужинали?
– Ага. В пиццерии.
– Господи, Алина! Ты с ума сошла тащить Лешу в пиццерию. Я же мясной рулет делала! Хотите?
Леха хотел. И мясной рулет, который полагалось закусывать тонкой сухой лепешкой с чесноком. И маринованные баклажаны… только было несколько неудобно. Решат, что Леха вечно голоден. Оно в принципе верно, как-то у него не получалось надолго наедаться. Он же здоровый. Ему много надо.
– А ваши родители в курсе? – Вероника Сергеевна села рядом с мужем, и тот обнял ее.
Странно как.
Зачем?
– Неа. Умерли. Давно уже.
Когда Леха только-только поднялся. Он собирался их переселить в хату поприличнее и в клинику отправить, чтоб закодировали. А они взяли и померли.
Назло Лехе.
– Друзей у меня тоже не особо. Так, деловые партнеры.
– Алька, а ты Дашке сказала? Надеюсь, ты понимаешь, что она захочет быть свидетельницей? И платье… мне надо платье выбрать. Ну вот как мне за три дня платье выбрать?
– Так завтра надо ко мне подъехать. Ну, в магазин. Там платьев много… подберут чего надо. Я скажу своим.
От съеденного и выпитого клонило в сон. И надо бы убираться, но Лехе лениво. Он готов дремать на этой кухоньке, где еще пахнет едой и тепло.
– Вызвать такси? – поинтересовалась Алина, пнув его под столом.
– Аля, ну какое такси? У тебя диван раскладывается.
– Но, мама…
– Не делай из меня ханжу. Верно, Боря?
Боря доразлил коньяк. И ведь доза была несерьезной, Лехе случалось принимать и больше под куда менее серьезную закуску, но тут что-то повело.
– Ты останешься? – поинтересовалась Алина тоном, который не оставлял сомнений, что не желает она видеть Леху на собственном диване.
– Ага, – ответил он. – Спасибо, Вероника Сергеевна.
Второй пинок был ощутимей первого. Хорошо, что на Альке тапочки, а не сапоги, вроде тех, с металлическими носочками, которые Кара любила.
– Ты… ты… – Алина шипела, как рассерженная кошка, тыча Лехе пальцем в грудь. – Что ты себе позволяешь?