— Подожди, потерпи еще немножечко, продержись еще полдня, прошу тебя, не мучайся, поспи. Мне надо идти, но я скоро вернусь, и тогда мы попрощаемся.
Петр вышел из дома поздно, будто хотел опоздать на суд. Вчера он долго ждал Енджея, выпил две кружки пива, и зря — потом было не заснуть. А сегодня утром не успел даже кофе хлебнуть.
Петр прибавил шагу, свернул на Малевничую улицу, уперся взглядом в Басю размером шестнадцать на десять метров.
И остановился как вкопанный.
Баська решила у него за спиной продать его фотографию?
Она не предназначалась на продажу!
Его Бася, его светозарная супруга возносилась над улицей, над машинами, над людьми, в ее глазах он видел обещание, кротость, спокойствие и любовь — все то, что сейчас она собирается у него отнять. На плакате — логотип фирмы Кшиштофа. Судя по всему, Бася отдала ему эту фотографию довольно давно.
Может, это знак?
Объявление на двери: дело о разводе супругов Седлецких — в 8.30, супруги Новацкие — в 9.00, Бася и Петр — в 9.30. Супружество — на всю жизнь, а на развод — полчаса.
Петр садится на краешек стула. Басеньки еще нет, это хорошо. А еще лучше, что не будет попытки примирения, они смогут развестись сразу же, останется всего три недели до вступления решения в законную силу — и точка.
Как она могла? Прекрасный снимок, он даже и не думал, что так хорошо получится. Может, у него все-таки есть талант?
Вон идут Юлия с Романом. Интересно, как сложатся теперь их отношения с разведенными, кто приобретет, а кто потеряет? Как раньше уже не будет, это точно.
Они сухо жмут друг другу руки. А ведь раньше Юлия всегда целовала его в щеку.
Кшисек? Да ведь он на работе. Вечно он на работе… А вот и нет, вон он бежит по коридору, взволнованный. Это хорошо, я не буду в одиночестве, он пришел из-за меня.
Буба сильно похудела, она тепло меня целует, наверняка потому, что Басеньки еще нет.
Может, и вовсе не придет?
Бедная Роза, не знает, как поступить, ведь Баська здоровается с какой-то тощей размалеванной девицей.
Новая подруга? Я не знаю ее знакомых.
Что же с нами происходит?
Неужели называют мою фамилию?
— Прошу занести в протокол: на заседании четырнадцатого марта присутствуют ответчик Петр Данельский и истица Барбара Данельская, в последнее время проживающие совместно по адресу: улица Ягоды, 7, квартира 13, номера паспортов, предъявленных судье, перепишите с документов. Спасибо. Петр Данельский — это вы? Спасибо. Барбара Данельская — это вы? Спасибо. Ознакомились ли вы, господин Данельский, с содержанием иска? Благодарю. Вызываю в качестве свидетеля Ирену Неделю, проживающую в Новом Конте, Липовая аллея, 196.
— Но, госпожа судья…
— Прошу обращаться к суду «ваша честь». Прошу встать перед барьером. На этих фотоснимках представлены вы, узнаете ли вы себя, подойдите, пожалуйста, благодарю. — Судья подсовывает стопку снимков под нос худышке.
— Да, ваша честь, только…
Похоже, спала-то она с игроком в покер. На лице Петра никаких эмоций, ни тени неловкости, смущения — ничего. Он мог бы обманывать ее всю жизнь, она бы и не догадалась ни о чем, прозябала бы в неведении.
Бася смотрит на девушку, как будто никогда ее не видела.
— Это правда, что у вас был роман с мужчиной, сделавшим эти фотографии?
— Да, но…
— Благодарю, внесите это в протокол: свидетельница Ирена Неделя находилась в связи с фотографом, сделавшим снимки, включаю данные материалы в дело в качестве доказательств за номером один, два и три. Присутствует ли в зале лицо, сделавшее эти снимки? Прошу занести в протокол, что свидетельница Ирена Неделя…
— Нет, его здесь нет! — Свидетельнице Ирене Неделе наконец-то удается прервать поток судейских слов. Глядя на Басю, она выбегает из-за барьера и указывает на истицу, словно обвинитель: — Это она спрашивала меня, спала ли я с парнем, что меня фотографировал? И вот, ваша честь, он меня трахнул, мы почувствовали что-то вроде — этой, как ее? — симпатии к друг другу, а у него, оказывается, есть жена, у этого муда…
— Свидетельница! Если вы немедленно не успокоитесь, я вас оштрафую!
— Я по доброте сердечной, уважаемая ваша честь, пришла сюда, я против, чтобы женатики меня трах… имели! Я ему сказала: проваливай, а сейчас его здесь нет! Когда он позвонил, я сказала, чтоб валил, да? И на кого я теперь похожа?
— Мы благодарим свидетельницу, прошу занести в протокол: свидетельница не подтверждает того, что Петр Данельский находился с ней в сексуальной связи, спасибо. Ответчик, прошу встать к барьеру, спасибо. Являетесь ли вы автором фотографий, указанных как доказательства за номером один, два, три? Подойдите поближе. А теперь вернитесь к барьеру. Спасибо. Согласны ли вы на развод с признанием вашей вины?
— Да. Нет, — говорит Петр, отвечая на оба вопроса судьи, он совсем запутался.
Что это за девушка? Какие такие снимки? Что Бася навыдумывала? Она его в чем-то подозревает, только сам черт не разберет в чем. Как вбила себе в голову — развожусь, так все уговоры впустую, хоть кол на голове теши… Так или иначе, но прежнего уже не воротишь.
— Нет! — кричит Бася. — Это ошибка, я забираю иск, Петрусь!
А ведь это она, дура, во всем виновата. Словно бес в нее вселился. Что она хотела доказать и при чем тут Петр?
— Петр, прости меня!
— Я велю вывести вас из зала, если вы не успокоитесь, — металлическим бесстрастным голосом прерывает судья, только сейчас соизволившая впервые взглянуть на них, — занесите, пожалуйста, в протокол: истица забирает иск о разводе за номером… дробь…
Бася подбегает к Петру и обнимает. Плечи у Петра опущены: сегодня он надел пиджак, редкий случай, и стоит не двигаясь, словно не понимает, что происходит.
— Петрек, посмотри же на меня, это я, Бася, я люблю тебя, понимаешь ты? Снимки я скопировала из компьютера, думала, что ты… Никогда, клянусь, никогда больше я не сделаю ничего против нас, Петрек…
Металлический голос подводит итог делу:
— Прошу вас покинуть зал судебных заседаний, благодарю…
Буба стискивает пальцы.
Все толпятся в нескольких метрах от истицы и ответчика.
Кшиштоф бьет Петра по плечу:
— Не будь дураком, старик.
Петр опускается на первый попавшийся стул и начинает рыдать как ребенок. Бася опускается перед ним на колени.
Друзья отходят в сторонку, не зная, как себя вести.
— Подбросить тебя? — Кшиштоф останавливается у Бубы за спиной.
— А ты не торопишься на работу? — Буба старается остаться язвительной, но больше всего ей хочется домой.
Кот стонал с пяти утра, надо что-то делать, пусть его страдания прекратятся.
— Если тебе не трудно, отвези меня домой, — тихо произносит Буба и неожиданно добавляет: — Мне надо съездить к ветеринару.
— Я могу поехать с тобой. — Кшиштоф и сам не знает, зачем это сказал. — Если хочешь.
Оговорка не случайная, а то еще подумает, что ему нечего делать. Впрочем, он — босс, оправдываться ни перед кем не обязан, один-то раз можно появиться на службе с опозданием.
— Хочу. Если тебе не трудно, — негромко говорит Буба и садится на переднее сиденье.
Кшиштоф захлопывает за ней сверкающую дверцу своего начищенного «Вольво-S40».
Ранний весенний дождь сделал улицы скользкими, пешеходам приходится быть поосторожнее. Весна приближается семимильными шагами, она уже чувствуется в воздухе, и зеленая паутина мало-помалу обволакивает голые ветви деревьев. Вербы уже шумят зелеными веточками, будто зимы и вовсе не было, тюльпаны пробиваются из-под земли. Весна будет удачной, и лето тоже, настанет время любви, как всегда, как каждый год, захочешь — заметишь. Люди оттаяли, скинули маски, на лицах улыбки, пока еще чуть заметные, в сквер на площади выползли старички, дождь только что прекратился, самое время подышать воздухом. С места на место перепархивают голуби. Над газоном, пробуждающимся к жизни, — о чудо! — кружится, трепещет крылышками первая бабочка, желтая лимонница, как будто расцвело уже все, чему полагается цвести попозже, как будто бабочка не догадывается, что еще рано. А может, лимонница знает, что уже пора.