Хромой Теркин поскакал на врага приставным шагом. Быстроногий, подвижный как ртуть Цуцик, громко матерясь, бежал позади него. Клава, не торопясь мяла ногами большую коробку от телевизора, перевязывала картон грязной веревочкой, которую всегда носила с собой про запас.
Через пять минут, когда мужья «с войны» вернулись, она уже управилась — спокойно курила найденный тут же «бычок», сидела на товаре и слушала, как Цуцик «заливает».
— Видал, как я его под ж… пнул? — кричал боевым петухом первый муж.
Второй угукал, потирал хромую, натруженную ногу. И хотя догнать долговязого, молодого, только недавно спившегося плотника Сергея хромому и трусливому было проблематично, Клава-огонь восхищенно охала, качала головой, показывая, что одобряет обоих героев и верит им.
Отдохнув, разгоряченная боем компания снялась, как стая ворон, с места. Подвижный Цуцик все никак не мог успокоиться. Воодушевленный победой над плотником, он храбро, с размаху пнул белую «девятку» с тонированными стеклами по колесу. Переднее стекло медленно опустилось, и в лоб отважного героя уставилось дуло пистолета. Боясь с места сдвинуться, Цуцик открыл рот, сделал на земле лужу. Стекло медленно поехало вверх.
— Ну, че застыл? — обернулись недалеко ушедшие вперед Клава-огонь и Вася Теркин.
Заметив темное пятно на штанах медленно приближающегося Цуцика, Клава поморщилась, игриво прижалась к хромому.
— Я сегодня с тобой спать буду. Ладно?
— Да мне по… — довольно усмехнулся Вася, ущипнул взвизгнувшую Клаву за бок. — Хотя вроде не моя очередь.
Мокрый Цуцик, потеряв на время храбрость, Клаву и прыть, побитой собакой брел позади «влюбленных», проговаривая про себя нехорошие слова, которые он скажет неверной жене потом, когда Теркина рядом не будет.
Досмотрев из окна маленькой комнаты очередную серию из жизни местных бомжей, Кассандра Юльевна вздохнула: чужие, насыщенные приключениями дни были интереснее ее собственных сегодняшних, бедных на события. Всех и дел-то за последнее время, заслуживающих внимания, было — смерть пуделька Мишани, звонок в Москву, приход Мирры Совьен. Последний отрезок своей жизни, размером похожий на хвостик Мишани, Кассандра Юльевна вот уже несколько дней, качаясь, планировала провести так же активно, как герои бомжовского сериала, но на другом — высоком уровне.
«Никуда не денется от меня «Полянка», — думала Кассандра Юльевна все об одном — заветном, и теперь, качаясь в кресле, поглядев на часы, остановилась.
Красной строкой по теме жизни пробежала мысль: «Сейчас все и решится, в одиннадцать часов утра». Звонок в дверь подтвердил право, больше того, единственную возможность Кассандры Юльевны стать другим человеком — уважаемым и обожаемым клиентом «Полянки». На пороге ее «сарая», «убежища», ее двухкомнатной «хрущевки», которую она до сих пор называла квартирой — да как у нее язык-то поворачивался озвучивать этот абсурд, — стояла новая судьба Кассандры Юльевны с пропуском в новую жизнь. Мирра Леопольдовна должна была держать в руках квитанцию об оплате места в «Полянке» за год вперед и еще не подписанный договор об обязанности своевременно вносить плату за это же место, предназначенное Кассандре Юльевне все последующие годы, вплоть до ее смерти. В случае ранней смерти самой госпожи Совьен стоимость проживания в «Полянке» должна была быть выплачена сразу из имущества покойной.
За этот дар судьбы Кассандра Юльевна поведала «святому человеку», доброй и умной Мирре Леопольдовне, открывшей бедной пенсионерке врата рая «Полянки», ад своей души — тот самый, обещанный два дня назад, «жареный» факт из жизни Артема Басманова, известный только Кассандре Юльевне и больше, как она полагала, никому.
— Вашу книгу сметут с прилавков, — проверив договор и квитанцию на наличие нескольких печатей, пообещала попавшейся на крючок «жирной рыбе» Мирре Кассандра Юльевна: в душе у нее был покой. С ним ее через час и убили.
Ах, как было приятно в преддверии концерта, начавшегося в шестнадцать часов, погулять под руку с мужчиной по фойе, ощутить на себе завистливые взгляды женщин, вышагивающих под руку с подругами. Мужчина, мужчина — парень, мужичок, дедушка, как ценен ты в маленьком городке типа Любимска, как чисто одет верной подругой в костюмчик наглаженный, в ботиночки начищенные, в рубашку с галстуком — чтобы все как у людей было. Какой же ты символ опоры для жены своей законной, для подруги — наглядный показатель ее достоинств, а может быть, и самое лучшее их продолжение. Все вежливы взаимно. Еще никто не пьян, хотя буфет работает. Еще хочется казаться кем-то: например, культурным, а не быть тем, кто ты есть. Еще кожура не снята с апельсина, и он на белую рубашку не брызнул желтым соком, заметным для окружающих. Но вот куплена первая банка пива, вторая, самым нетерпеливым, до жизни жадным надоело притворяться.