Раскольников понял, что помощи ему ждать неоткуда, кроме как от самой Катюши, которая твердо придерживалась своей версии взрыва — причин, способов, участников. Раскольников ей поверил, допросил и отпустил под подписку о невыезде, начал «рыть» в том месте, где Катюша показала. Сначала он отправился в школу, нашел старую, живую, слава богу, учительницу математики Александру Ивановну — в Груне Лемур, москвичке по паспорту, она безошибочно узнала свою лучшую ученицу Аню Григорьеву.
— Что ж вы ей четверку по алгебре поставили в аттестате? — спросил Раскольников памятливую старушку, вспомнив рассказ Катюши о событиях ее далеких школьных лет.
— Кому много дается, с того много и спрашивается, — туманно объяснила рыжеглазая Александра Ивановна, а Раскольников грустно подумал, что вот такими принципиальными учительницами и подрывается у детей вера в справедливость, опускаются руки, появляется печаль в глазах.
Вызванный для своих показаний продюсер Груни Сашок долго не верил, что его певица родилась и жила в Любимске до того, как попала в Москву. Ему даже стало обидно, зачем она от него скрыла сей факт своей биографии. Как будто не доверяла ему, его чувствам к ней, как будто придавала большое значение этому факту, думала, что сие имеет для него значение.
— Я бы хотел забрать мою Груню в Москву. Все, что от нее осталось, похоронить, — сказал он Раскольникову, страдая по-настоящему, молча.
— Все, что осталось от троих, будет похоронено у стен местного монастыря. Так захотела мама Анны Григорьевой. А вы и не знали, что она — жива? — вопросом ответил Раскольников.
К Людмилке, как называла Аня мать, Раскольников тоже ходил, после школы. Не торопился, готовился точно узнать, было иль не было Аней Григорьевой много лет назад совершено преступление. Людмилка поплакала, ответила: «Было. Теперь-то уж бог их рассудит», имея в виду дочь и ее подругу Олесю. Родители Олеси к этому моменту умерли, но квартира, как следовало из справки ЖКО, была записана на дочь.
— Значит, она не погибла, сбросившись с вышки, как раньше думали обе — учительница и Людмилка, — записал в деле о взрыве Раскольников, подкалывая туда же справку из ЖКО.
Чтоб Сыроежкин не мог ни к чему, даже к самой маленькой мелочи придраться, оценивая работу непокорного следователя.
Следующим местом для посещения и беседы Раскольников выбрал военкомат. Дело призывника Андрея Голубева, погибшего при исполнении служебных обязанностей в Афганистане, по приказу сорокалетнего военкома нашли быстро.
— Вот и все, чем могу помочь, — сочувствуя следователю, показал свои руки военком, повернув ладонями вверх, — на одной из них сразу виден был большой, «военный» шрам.
Глядя на шрам, Раскольников спросил, кем служил рядовой Голубев.
— Сапером, — ответил военком. — Обезвреживал мины «духов».
Он вспомнил свое боевое прошлое, дал адрес старого военкома, который сейчас тяжело болеет, но, может быть, что-то вспомнит о парне.
Так Раскольников и узнал, что Голубев Андрей подорвался на мине, выжил чудом и, весь искалеченный, был помещен, по его же просьбе, в дом престарелых на окраине Любимска.
— Там лес, река, старые люди. Они — не такие любопытные и злые, как молодежь. Там он и жил, и живет.
«Жил», — уточнил про себя Раскольников, пожелал военкому выздоровления и рысью отправился в дом престарелых.
Комната инвалида Голубева была заперта давно.
— Мы в милицию звонили о пропаже человека такого-то числа, — испуганно сказал заведующий богадельней.
«На следующий день после взрыва», — опять про себя уточнил Раскольников и вызвал следственную бригаду, пригласил понятых.
Когда комнату вскрыли, в шкафу нашли доказательства того, что взрыв в «Полете» готовился здесь: остатки взрывчатки, проводки, инструменты для работы.