Чибис глянул на меня с уважением, однако возразил:
— На кризис есть антикризисные меры. Дыры возникают по законам космического развития. А вот какая-нибудь непредвиденная мелочь может вызвать колоссальное обрушение. Вроде как легкий камешек вызывает лавину. Или… ну, помнишь бабочку на штанге?
— Какую бабочку?
— Мультик есть такой, про волка и зайца. Волк там штангу выжимает, тренируется, а над ним бабочка. Сядет на левый край штанги — волка тянет налево, сядет на правый — беднягу туда же…
— Да! А когда она села посередке — он вместе со штангой бряк на землю! — развеселился я. И Чибис засмеялся. Я хотел сказать, что бабочка — это все-таки шутка режиссера, но забренчал звонок…
В этом кабинете нам разрешали садиться кто с кем хочет. И мы с Чибисом сели рядом.
Программа шестого класса по биологии в нынешнем году уже закончилась, и старенькая Анна Сергеевна занимала нас рассказами об ученых. Нынче она принялась читать занудный очерк о Пржевальском и его лошадях. А я тихонько сказал Чибису:
— По моему, никакого равновесия во Вселенной нету. Сплошной кавардак. Чем дальше, тем больше. Будто каша в котле. Галактики разлетаются, черные дыры там и тут, а недавно еще какое-то серое пространство открыли… У меня есть книжка японского ученого Мичио Накамуры, «Новый взгляд на старый мир». Он там много пишет про все такое. И главное, что почти все понятно, без лишних мудростей… Максим, хочешь, дам почитать?
— Хочу, конечно… Клим, только знаешь что? Ты не говори мне «Максим». Говори, как раньше, «Чибис». Я привык, меня так с первого класса зовут. А свое имя я не люблю…
— Почему? Хорошее имя…
— Кому как… Мне вспоминается пулемет на гражданской войне. В кино «Чапаев». Как из него по тысячам живых людей…
— Что поделаешь, если война… — осторожно проговорил я. — Там никуда не денешься: кто кого…
— Вот оттого и не люблю, — сказал Чибис в сторону. Мне стало почему-то неловко, и я не придумал ничего другого, как сообщить о себе:
— Мое имя тоже связано с гражданской войной. Немного…
— Как это? — шепнул Чибис.
— Был красный полководец, Клим Ворошилов. Не слышал про такого?
— Слышал, конечно…
— А у моего отца был дед, мой прадед то есть. Очень любил прежние времена. Держал дома древний патефон с ручкой для завода и старинные пластинки. И была у него любимая, называлась «Казачья походная». Эта пластинка у нас до сих пор хранится, только патефон давно сломался. Но отец мне эту песню на электрическом проигрывателе крутил. Там есть такие слова:
Прадед все просил отца: «Родится у тебя сын, дай ему имя Клим. Климентий». Хотя вообще-то Ворошилов — не Климентий, а Климент… Ефремович…
Чибис молчал с минуту и смотрел не на меня, а за окно. Потом сказал неохотно:
— Казачьи полки были всякие… В Отечественной войне многие из них воевали за немцев… Про это раньше молчали, а теперь уже не скрывают. Целые книжки написаны.
— Но не все же были изменники! Были и герои! Например, генерал Доватор. Про него тоже книжка есть…
— Я знаю… А те, кто против Красной армии были, за немцев, они ведь не считали себя изменниками. Потому что воевали не за Гитлера, а против Советской власти. Эта власть им столько всего натворила…
Я знал и об этом. Смотрел однажды про казаков историческую передачу. Однако мне стало обидно за прадеда (которого я никогда не видел). И я хмуро сказал:
— Дед моего отца здесь ни при чем. И Ворошилов тоже…
Чибис глянул быстро и как-то съежено:
— Клим, ты не обижайся. Это я… у меня дурацкая привычка: во всем копаться и делать уточнения…
Я сразу отмяк.
— Не обижаюсь я, а… тоже уточняю… А вообще-то, когда про свое имя думаю, вспоминаю вовсе не Ворошилова, а другого Клима… Есть такая толстенная книга у Максима Горького…
— Жизнь Клима Самгина?
— Да… Ты что, читал?
— Нет, конечно. Просто сериал вспомнил, показывали недавно. Я смотрел там не все, а только про детские годы. Дальше неинтересно стало.
— Я тоже только про детские… И смотрел, и в книжке прочитал. А про остальное решил, что прочитаю, когда «дорасту». Меня и в детских-то его годах зацарапало… не по-хорошему.
— А что… зацарапало? — неуверенно шепнул Чибис.
— Ну, помнишь, как он не сумел мальчишку из ледяной воды спасти? Испугался, выпустил ремень, за который тот схватился… А потом у него все толклось в голове: «А был ли мальчик? Может, его и не было?»
Чибис кивнул. Но тут же возразил:
— Ты здесь ни при чем…
— Ну да… Только все равно иногда скребет… будто это не с ним случилось, а со мной…
Зачем я в этом признался? Вроде ничего такого не было в Чибисе, чтобы откровенничать с ним… Впрочем, дальше откровенничать и не пришлось. Анна Сергеевна добродушно сказала:
— Ермилкин, шел бы ты, погулял. Все равно не слушаешь и соседу не даешь…
— А чего я…
— Иди, иди… Не бойся, жаловаться Маргарите Дмитриевне я не стану. Просто тебе полезно проветриться…
Чибис вскочил.
— Анна Сергеевна, тогда и я! Мы одинаково виноваты!
— А ты сиди…
— Ладно, пока… — шепнул я Чибису, забрал рюкзачок и без всякого огорчения покинул кабинет.
Впереди у меня было полтора часа. Половина урока биологии, потом большая перемена да еще факультатив по истории православия. На него я не ходил.
Мама, папа, Лерка и я
В начале учебного года, когда объявили, что будут такие занятия, мама Рита нам объяснила:
— «Факультативные» это значит «добровольные», но ходить на них надо обязательно, чтобы узнать побольше про историю религии и духовную жизнь. К тому же, нужна наполняемость группы. Надеюсь, ни у кого нет возражений?
Я быстренько подумал и поднял руку. Сказал, что у меня есть возражения.
— Это почему же, Ермилкин? Ты что, не уважаешь традиции своей страны?
Я сказал, что уважаю. Но еще уважаю Конституцию, а в ней есть статья про свободу совести.