— Достаточно, что там травится вчерашними омлетами Лерка.
— Не сочиняй! «Вчерашними»! У вас в школе постоянные санитарные проверки…
— А зачем обедать в двенадцать часов, если в два или три приходишь домой и здесь на плите заботливо приготовленная мамина еда?
— Подлиза… Но сейчас-то ты можешь пообедать, раз уж пришел?
— Сейчас очень даже могу! Потому что после шестого урока у нас еще экскурсия на кукольную выставку… Это мама Рита придумала для выполнения своих планов внеклассной работы. Хватило ума…
— Не ворчи. Все говорят, очень интересная выставка. Я в детстве обожала кукольный театр…
— В детстве я тоже обожал…
Мама опять скользнула по мне глазами.
— Судя по твоему «прикиду»… и по твоим разговорам, детство у тебя еще не закончилось.
— Ну и ладно. Я и не хочу, чтобы закончилось… — Я начал перекладывать из школьно-костюмных карманов в «летние» всякую мелочь: проездной билет (в общем-то почти не нужный), карандашик-брелок, плоский старенький (но надежный!) мобильник… Потом глянул на злополучную пятисотрублевую бумажку, она лежала на тахте рядом с брошенными брюками.
— Мама… а эта «деньга»… она ведь случайная, верно?
— Ты на что намекаешь?
— Ну, она, будто неожиданный клад… А те, кто находят клад, они же делятся друг с другом, да?
— Любопытное суждение. Но нашла-то этот клад я!
— Но в моем кармане!
— И… на какую долю претендует юный авантюрист?
— На… «пополам».
— Нахал.
— Но это же справедливо!
— Ладно, — усмехнулась мама. — Вышла и почти сразу вернулась с кошельком. — Вот тебе «справедливость». — Она выложила на стол две сотенные бумажки, потом четыре десятирублевки и наконец две блестящих пятирублевые монетки. — Как в бухгалтерии… Однако скажи, зачем тебе деньги?
— Здрасте! Разве уже закрыли магазин «Книжный мир»?
— Знаю я этот «книжный». Небось, отыщешь там какие-нибудь новые «стреляльные» диски.
— Мам, да когда я их искал! Это пройденный этап! От них зубы ноют… Лучше уж кино «Заоблачный остров»… А может, Лерке куплю яйцо с киндером… Ох, да отпусти уж ты ее, а то гудит, гудит…
— Пусть еще погудит, полезно… А тебя сейчас буду кормить.
— Корми, я все съем. Даже вермишель, похожую на червяков…
— Весь в папу-сочинителя… — Мама смотрела на меня и почему-то не уходила.
— Ага… — Я сгреб со стола деньги, открыл в шкафу ящик и вытащил из мешанины платков и носков прошлогодний треугольный галстук — косынку, сшитую из черной и синей половинок. Продернул под воротник, завязал.
— Вот… Классно, да?
— Теперь тебя точно выгонят с уроков…
— Ну, мы же договорились! Я глотну пива, а ты…
— Сейчас кому-то отвесят третий в жизни подзатыльник.
— Ну, отвешивай, — вздохнул я. — Все равно я буду тебя крепко любить. Всю жизнь…
Мама вдруг подошла сзади, взяла меня за уши, покачала туда-сюда мою голову. Сказала мне в заросший затылок:
— Всю жизнь… Скоро вырастешь, уедешь в какие-нибудь дальние края и найдешь, кого любить крепче мамы…
— Крепче никогда не буду. Пусть хоть кто найдется… — шепотом пообещал я. Кажется, чересчур серьезно. Вдруг даже в горле щекотнуло…
Мама отпустила мои уши.
— Повяжись полотенцем, а то закапаешь соусом свой наряд…
Флейтист
На улице я сразу окунулся в горячий день. В солнце, в запахи нагретого асфальта, бензина и клейких тополиных листиков. И понял, что ни капельки не стесняюсь своего легонького наряда. Похоже, что встречные поглядывали на меня с одобрением: вот, мол, какая летняя птаха. Я видел в магазинных стеклах, что «птаха» похожа на цаплю, ну и пусть! Не на гусака ведь и не на пингвина!
Рюкзачок был почти пуст — лишь с тетрадкой и учебником географии, почти невесомый. Хотелось прыгать.
Лето было как подарок…
Дежурные на школьном крыльце одинаково вытянули шеи:
— Эй, ты куда такой…
— Сократитесь, — нагло сказал я. — Нам разрешили… — Увернулся от протянутых лап и нырнул в знакомые запахи вестибюля (столовая, гардероб с пыльной «сменкой», хлорка от швабры тети Кати…) А потом — скачками по лестнице…
Народ встретил меня со сдержанным одобрением:
— Во, еще одна тощая незагорелость…
— Мама Рита выпадет в осадок…
— Молоток…
— Всё, кранты. Завтра я тоже…
Мы ждали начала урока у кабинета географии, в коридоре. Чибис подошел, глянул улыбчиво. Спросил тихо, но прямо:
— Ты из-за меня так решил?
— В основном из-за лета, — уклончиво сказал я.
Чибис улыбнулся шире:
— А я думал… ты тоже пиво пил…
— Я хотел. Но чуть не заработал подзатыльник.
Чибис вдруг изогнулся, что-то вытащил из раздутого кармана перекошенных шортиков. Оказалось — красное яблоко.
— Вот… Это Белкина вдруг подошла и говорит: «Ты на меня не злись. На…»
Я сделал умное лицо.
— Наверно, решила не усиливать этот… мировой дисбаланс.
— Ага. Наверно…
Чибис поставил ногу на батарею и сильно ударил яблоком о торчащее колено (я даже ойкнул). Яблоко развалилось на аккуратные половинки.
— Держи…
— Спасибо… — И мы пошли досиживать последний урок.
Мама Рита ничего не сказала про мой костюм. Наверно, потому, что увидела меня уже не на уроке, а во «внеклассное время», перед экскурсией.
А Натка Белкина подошла и осторожно тронула галстук.
— Ой, Клим, это что? Есть такой отряд, да?
Я помнил про яблоко и ответил миролюбиво:
— Был. Память о прошлом лете…
— А-а… — ничего не поняла она. И никто не понимал, но и не спрашивали, даже Чибис. Он спросил на улице о другом, но это другое тоже имело отношение к прошлому лету:
— Японская книжка, о которой ты говорил… она у тебя сейчас есть?
— Есть. Только дома… Хочешь почитать?
— Если можно…
— Завтра принесу.
Выставка «Царство кукол» располагалась на центральной улице, в небольшом музее «Торговый дом купцов Лактионовых». Я и раньше бывал в этом доме, там довольно интересно: модели речных пароходов, граммофоны, старинная печатная машина из типографии газеты «Туренскiя вЋсти», проектор из кинотеатра столетней давности, географические карты девятнадцатого века. Одна комната — как настоящая купеческая лавка, даже продаются сувениры…