— Нам нужно поговорить об Элис.
Нед изобразил довольно-таки хищную ухмылку, которая окатывала холодом многочисленных свидетелей обвинения в суде. Позвоночник Конни стало покалывать, а это говорило о том, что и она подвержена ее воздействию.
— Поверь мне, Конни, я готов выслушать все, что ты захочешь мне сказать. — Он подбросил еще одно полено в огонь. — Почему бы тебе не присесть и не устроиться поудобнее?
Конни опустилась на краешек софы, чувствуя себя примерно такой же расслабленной, как канатоходец, собирающийся проделать тройное сальто без страховочной сетки.
— Хорошо горят, — выдавила она. — Впервые разжег камин в этом сезоне?
— Да. И, предупреждая твои следующие вопросы, сообщу, что поленья вишневые, и мне их поставляет один мужик из Мэриленда.
— Запах чудесный. Ты должен… должен познакомить меня со своим поставщиком.
— Обязательно. Позже, если ты не забудешь об этом. А теперь расскажи мне об Элис. — Эдвард сел на софу рядом с ней так близко, что она чувствовала жар его тела; так близко, что она ощущала тонкий запах его одеколона. Он откинулся на спинку софы, и перемещение тяжести его тела вынудило ее также откинуться на спинку. Ее голова оказалась на его плече, и она поспешила отстраниться в сторону.
Нед подождал, пока она опять мостилась на краешке софы.
— Так тебе удобнее?
— Г-г-гораздо, спасибо.
— Лично я чувствую себя расстроенным. Я провел вечер в предвкушении того, как будет развиваться сегодняшнее свидание. И уж, конечно, не ожидал, что ты будешь сидеть, чуть не падая с софы, с таким видом, словно ты палку проглотила.
Остаток самообладания покинул Конни, и она вскочила на ноги.
— Значит, ты фантазировал напрасно, — сварливо бросила она. — И по поводу не только сегодняшнего вечера, но и всей жизни. Нет никакой Элис, не было никакой Элис и никогда не будет никакой Элис. Я придумала ее — ее не существует!
Эдвард тоже медленно поднялся.
— Не могу в это поверить! — сказал он с изумленным видом, вполне оправданным, по мнению Конни.
И все же его изумление не казалось всамделишним. У нее создалось впечатление, что он вовсе не был удивлен. Он положил свои руки на ее плечи, и в его взгляде проглянуло напряжение.
— Зачем ты придумала ее, Конни? Странное дело, особенно для тебя.
Она сообщила ему полуправду.
— В тот момент ты казался готовым жениться на Ким Дорман, а я считала, что вы совсем не подходите друг другу.
Эдвард усмехнулся.
— Мама Мария не согласна с тобой. Она сказала, что мы превосходная пара, а ты знаешь, что она ясновидящая.
— Ей явно следует показаться окулисту. Она говорила, что и мы идеальная пара, помнишь?
Он поддел пальцем ее подбородок и приподнял ее лицо.
— Ты права. Это должно было вызвать у меня предубеждение против предсказаний мамы Марии.
— На ее пиццу больше можно положиться, чем на ее народную мудрость, — подтвердила Конни, надеясь, что Нед не заметит, насколько близка она к тому, чтобы расплакаться. — Не могу поверить, что ты водил Ким к маме Марии. — Она сделала паузу. — Это ведь наше особое заведение.
Он провел большим пальцем по ее губам нежным прикосновением.
— Вот как? — хрипло произнес он. — Вот уж не думал, что тебя трогает, куда я вожу своих дам.
Она качнулась к нему, глядя ему прямо в глаза.
— Выбор пиццы — весьма интимный процесс, — прошептала она. — Он многое говорит о том, с кем выбираешь.
— Как поцелуй, — сказал он, сокращая расстояние между их губами. — Как занятие любовью.
По предыдущему опыту она уже знала, что случится, когда их губы соединятся. И точно — вспыхнули фейерверки, заиграл духовой оркестр, сердце расплавилось, а душа зажглась. Но ни одно из этих клише не выражало ее истинных ощущений. Она будто пришла домой, сказала себе Конни. Пока руки Эдди обнимают ее, она чувствует себя настолько близкой к идеальному счастью, насколько оно вообще возможно.
Когда их поцелуй наконец закончился, он взял ее лицо и посмотрел на нее потемневшими от нежности глазами.
— Пора уже нам перестать играть в эти игры, — мягко проговорил он. — Больше никакой лжи, никакой полуправды, никаких мифических Элис, никакого обмана, что я интересуюсь юными девочками вроде Ким. Ты готова перестать спасаться бегством, Конни?
Она судорожно рассмеялась.
— Я не могу бежать. Мои ноги превратились в желе.
— Прекрасно. Пожалуй, я поцелую тебя еще раз, чтобы быть в этом уверенным. — И он покрыл ее рот страстным, ищущим поцелуем, сдобренным нежностью. Конни закрыла глаза и позволила желанию медленно и жадно расти внутри себя.