Но мамы, они такие мамы! Нашлось мне занятие на вторник. Оказалось, что моя посылка из Минска дошла в целости и сохранности, вещички мои выстиранные и поглаженные лежат по пакетам, ждут хозяина. Не люблю чемоданы, но никуда не денешься — в них одежда помещается и сохраняется ловчее, чем в картофельных мешках. Всё примерил, выбрал себе одёжу, бельишко, всякую мелочишку… А прошлогодние вещи из доармейского периода все малы, делай, мама, с ними, что хочешь. Кстати, весь домашний скарб из общежития у отца в гараже хранится. Комнату за мной держат, но в ней сейчас кто-то временно проживает. Попаду ли я в неё снова?
Тесно в Туле мне, вот прямо чувствую это почти физически. Так что умотал в столицу утром в среду с легкостью невероятной. На электричке умотал, решил не оригинальничать. До вокзала папа довез, а уже в поезде осенило — вряд ли меня поймут на службе, не пустит охрана в здание с чемоданом. Тогда в гостиницу отвезу, а лучше в камере хранения оставлю на Курском вокзале до вечера.
Так, а кто это на меня так упорно смотрит через два ряда? Да ну, так не бывает! Женьку и не узнать, расцвела, повзрослела, может уже и не Коваленко. Смотрит, явно признала, но подойти или просто кивнуть не решается. Обождите, я же мужчина, мне первому и кивать, и подходить тоже мне. Благо, в электричке свободные места есть, первая электричка в Москву в эту эпоху никогда полная не бывает. Сейчас те, кто в Москве работает, те в ней и живут. Всех обеспечивают как минимум общежитием. Киваю Жене, после улыбки и ответного кивка встаю, забираю с полки чемодан, пересаживаюсь на её лавку.
Глава 26
Москвич не всегда автомобиль
— Здорово! Ты как тут оказался?
— Привет, Женечка! Представь, купил билет и сел в вагон. А тут ты. Кстати, чего знак не подала, когда увидела. Сидишь, тихаришься как мышка. Не рада?
— Да ну тебя, Жора. Конечно рада. Только я боялась, вдруг ты в бегах, вдруг нельзя на тебя внимание обращать.
— Вот это новость, с чего бы это мне в бега подаваться. — Угу, а кто перед этим по Белоруссии чуть не ползком передвигался, каждого милиционера боялся, на я ли?
— Жорж, я же в курсе, что тебя в армию призвали. А потом оказалось, что ты в Минске другую команду тренируешь. Кто тебя знает, что ты отчебучишь.
— О как, да ты следила за мной?
— Скажешь тоже. В твоей команде студент с нашего потока тренируется, он и делится новостями.
— С чего это?
— Я сказала, что мы с его тренером давние друзья, еще со школы. А ты у них легенда, так что мне про тебя всегда полный доклад идет.
— Во ты серый кардинал, Женя. Небось в секретари комитета комсомола уже выросла, пока меня поблизости не было. Фамилию не сменила еще?
— Некогда было, Милославский. Учеба, общественная работа, и да, я теперь неосвобожденный секретарь комитета ВЛКСМ нашего факультета. Гордись знакомством. Когда мне замуж идти с такой нагрузкой? Опять же ты не зовешь. А то бы я подумала для разнообразия. Подумала бы, подумала, и отказала бы. Ты Жора, ветренный, на тебя положиться нельзя.
— Это да, есть такое дело. — Свят-свят, мне только жениться для полного счастья не хватало.
— Милославский, а чего это ты с полным чемоданом посреди лета куда-то намылился, словно в отпуск едешь? Вас разве отпускают вот так в гражданской одежде и с чемоданом?
— Ну, Женечка, служить можно по-разному. Я вот с чемоданом служу, мне его вместо вещмешка выдали, с ним удобнее.
— Ага, то есть ты по службе в Москву с чемоданом из Тулы прешься. Не вешай лапшу, Милославский, на мои прелестные ушки! На море едешь?
— Наоборот, на море съездил, теперь возвращаюсь к месту несения службы.
— И где ты будешь нести свою службу, в каком месте?
— Куда начальство пошлет, там и буду. А ты в Москву прошвырнуться по культурным местам или по делу?