Марина головой покачала, к нему приглядываясь.
— Не смешно.
— Вот так.
— А… дети?
— Был сын. Тоже авария, на мотоцикле разбился пять лет назад, ему девятнадцать было.
— Простите.
Он на это никак не отреагировал, вместо этого совершенно ровным тоном спросил:
— А у тебя дети, я знаю.
Она всё-таки улыбнулась.
— Двое. Сыну двенадцать, и дочке четыре.
— Вот видишь. У меня двое внуков.
Он улыбался, а Марина никак не осмеливалась. Никак не могла уложить в голове, что вот этот человек, солидный такой, в костюме и при галстуке, с сединой на висках и, не смотря ни на что, задорным, каким-то мальчишеским взглядом, её отец. Её отец, которого у неё никогда не было, кого можно было называть папой, таким непривычным, почти иностранным лично для неё словом. Бывает же такое… Судьба, судьба-шутница. Любимая мамина физика: если в одном месте убудет, то в другом обязательно прибудет. И не поспоришь ведь!
Это был самый странный день в жизни Марины. Ей всё вокруг казалось непривычным и удивительным. Обстановка, её присутствие в этом офисе, люди, а особенно человек, который смотрел на неё с заметным трепетом и ожиданием, и который недавно сообщил ей, что он её отец. Самый настоящий, родной и ему очень хочется с ней общаться, он даже готов идти на какие-то уступки. Марина его слушала, моргала и не знала, что ответить. В смысле, не по поводу того — согласна она или нет с ним общаться, а вообще. Даже сказать что-то Стеклову боялась. Смотрела на него, в лицо его вглядывалась, о маме думала, которая всегда наотрез отказывалась говорить о её отце, видимо, на самом деле была на него обижена, а потом мысли Марины скакнули в другом направлении, и она об Антоне подумала. Какое-то неуловимое сходство было между её сыном и Стекловым. Николай Викторович так же порывисто рукой взмахивал, слова растягивал на особый манер, когда приходилось думать, что сказать. Антон так делал, когда Марина устраивала ему допрос, заставляя его рассказывать о школьных делах. Антон в такие моменты настораживался, и начинал тянуть — и время, и слова. И Стеклов точно так делал, и когда Марина себя на этой мысли поймала, сразу ему поверила. Господи, кажется, у неё теперь на самом деле есть отец. Вот только совершенно не понятно, что с ним делать и как себя с ним вести. У неё ведь никогда не было своего, только своего папы, откуда ей знать?
— Я приеду в гости. Можно?
Николай Викторович вместе с Мариной из кабинета вышел, решив её до лифта проводить.
— Конечно, — согласилась Марина.
— Хочу с детьми познакомиться. Я буду в городе до конца недели… Может, завтра?
Марина торопливо кивнула.
— Хорошо. Только… вечером. Я работаю.
Николай Викторович вдруг улыбнулся.
— А я ведь не спросил, где ты работаешь.
— Я кассир, в "Сбербанке". — И на свой зелёный шейный платок указала.
— А я смотрю и думаю: что-то знакомое.
Марина улыбнулась.
— Николай Викторович, — к ним подошла девушка, которая Марину до кабинета провожала, и очень деловым тоном сообщила: — Дмитрий Алексеевич просил вам передать. — Протянула Стеклову записку. Тот текст глазами пробежал и кивнул.
— Спасибо. А он…
— Дмитрий Алексеевич уехал.
Девушка ушла, и ни одного взгляда в сторону Марины не бросила — ни любопытного, ни заинтересованного. Очень занята была. А вот Марина ей вслед посмотрела, оглядела прямую спину и идеально скроенный пиджак. Как в кино, честное слово. Раньше Марина даже не догадывалась что такие девушки — идеально-деловые-стройные в её городе живут.
— Дима — мой заместитель, — сказал Стеклов, а та спохватилась и изобразила интерес. Хотя, про того типа, который над ней посмеялся, когда она впросак у всех на глазах попала, ей слушать было совсем не интересно.
На прощание Николай Викторович её за руку взял и смотрел так, что впору было расплакаться, Марина была почти готова к этому. Не от трогательности момента, а всё от той же сумятицы в душе. Никак не могла избавиться от чувства нереальности происходящего, на Стеклова смотрела, и постоянно приходилось себе напоминать, что он её отец. Отец! И всё сходство искала, хоть какое-нибудь. Но она сама была на маму похожа, очень похожа, и Николаю Викторовичу, кажется, это нравилось.
— Я очень рад, что мы друг друга поняли, Марина. Правда, рад. Я переживал по этому поводу. Думал, ну что я тебе скажу? Ты уже взрослая, ты меня не знала никогда, ты должна на меня злиться…
— За что? Вы же обо мне не знали.
Стеклов вдруг испугался чего-то и почти поклялся:
— Не знал.
Его пыл и огонь в глазах, выдававший неподдельное волнение, заставили Марину улыбнуться.