— Марина.
Заставила себя выпрямиться, и губы облизала.
— Со мной всё хорошо.
Игорь хотел ей помочь куртку надеть, а она рукой дёрнула, боясь, что он к ней прикоснётся.
— Я всё сделала, как ты хотел. Иди.
Игорь руки в карманы куртки сунул, и взгляд отвёл, но не уходил.
— Не веди себя так, мы всё равно не чужие. Нам ещё детей воспитывать.
Марина шарф вокруг шеи замотала, не слишком аккуратно, правда, и резко дёрнула молнию на пуховике.
— Как мило, что ты об этом не забываешь. Хоть бы с Антоном поговорил, спросил, как у него в школе дела.
— Он не хочет со мной разговаривать.
— А ты этим, кажется, удивлён?
Он зубами скрипнул.
— Надо выждать. Вот всё успокоится, тогда я с ним поговорю.
— Хорошо, выжидай. Только смотри, как бы совсем поздно не было.
Игорь на неё посмотрел с осуждением.
— А ты не забывай ему говорить, как у нас всё плохо! Тогда он, конечно, не успокоится!
— Я ничего ему не говорю!
— Может, ему и не говоришь, но с Томой на кухне надо поменьше трепаться. А то, видишь ли, дети уже всё понимают, но при этом ничего не слышат!
Марина быстрым шагом направилась по коридору, разозлённая словами мужа. Точнее, уже бывшего мужа. Вот с сегодняшнего дня — бывшего.
Но Игорь её догнал, уже на улице, и они остановились, Марина старательно глаза отводила, боясь, что расплачется, а Игорь вдруг спросил:
— Это правда, про отца?
Она посмотрела настороженно, не зная, что именно он имеет в виду.
— Да, правда.
— Надо же. А ты, рада?
— Рада, Игорь. Я, правда, рада.
— Хороший дядька?
— Он не дядька.
— Ну ладно, ты меня поняла.
— Мы только знакомимся друг с другом, постепенно.
— А где живёт?
— Он… Не из нашего города. Он теперь здесь… наездами бывает.
— Ясно. Ну что ж… Тебя подвезти?
Марина посмотрела на него удивлённо, и головой качнула.
— Игорюш, ты же никогда не был циником.
Ему не понравилось, нахмурился, а когда у него в кармане телефон зазвонил, Марина, не прощаясь, пошла прочь. Но всё-таки обернулась, сделав несколько шагов. Бывший муж стоял, с телефоном у уха, и отчитывался:
— Да, Дашунь, всё закончилось. Еду уже.
По случаю важного события — развода родителей, Нина Владимировна детей к себе забрала. Марина поначалу воспротивиться пыталась, отнекивалась, говорила, что ни к чему, но вернувшись домой, в пустую квартиру, поняла, что всё к лучшему. Это пока по улице шла, крепилась, а как за дверью дома оказалась, так и разревелась, прямо в прихожей, присев на низкую скамеечку, на которой Элька обувалась всегда. Наверное, её всхлипывания в подъезде были прекрасно слышны, потому что минут через пятнадцать пришла Тамара, со скамейки её подняла, пуховик с неё сняла и в кухню увела. А потом на стол бутылку своей наливки выставила.
— Всё, тебе нужно перестать о нём думать, слышишь? А уж тем более плакать. — Достала из холодильника колбасу, огурцы солёные, хлеб нарезала, и сама по рюмкам наливку разлила. — Давай, подруга. Выпей и к чёрту Игорюшу пошли.
Марина даже спорить не стала, выпила и носом хлюпнула. И снова заревела, в ладонь свою носом уткнувшись.
— Он радуется сейчас, наверное, — проговорила она, икнув. — У них, наверное, праздник. Торт…
Тома брови вздёрнула.
— Какой торт, Мариш?
— Не знаю! Из… Из безе, Игорь любит.
— Да тьфу на тебя, нашла из-за чего реветь! Из-за торта.
— Да не из-за торта я! — Марина сорвалась на крик, сама перепугалась и замолчала. Только наблюдала, как Тома её рюмку снова наполняет. В грудь себя кулачком ткнула и выдохнула: — Мне обидно, понимаешь?
— Понимаю.
— Да?
— Пей.
Марина выпила, её передёрнуло, и она за хлебом потянулась. И тогда уже решила поинтересоваться:
— Ты меня напоить решила?
— А что? Напьёшься и уснёшь.
Марина подбородок рукой подпёрла и снова всхлипнула, правда, слёз уже не было, и вышло немного пьяно.
— Я же люблю его, а он… А он меня не любит! Теперь алименты, теперь разделение прав и обязанностей… Что там ещё говорили? Ой, Том, там столько всего говорили!..
Тома с умным видом покивала и захрустела огурцом. А Марина за голову схватилась, взъерошив тёмные кудри.
— Это так ужасно, разводиться. Это очень стыдно. Чувствуешь себя… ущербной.
— Ты-то тут при чём? Это он ущербный. На голову больной.
Марина грустно улыбнулась.