— Да, господин надзиратель.
— Шерстяную фуфайку тоже выньте из мешков — на случай дождя или холода. Мешки на левое плечо!.. Строем… по двое… за мной… шагом-арш!
Впереди идет надзиратель с нашивками, двое других — сбоку от него. Четвертый плетется позади. Наша маленькая группка выходит во двор. Через два часа восемьсот десять заключенных построены в ряды. Вызывают сорок человек, среди них меня, Деге и троих, пойманных после побега: Жюло, Глиани и Сантини. Эти сорок человек построены в ряды по десять. У каждой десятки свой надзиратель. Нет ни кандалов, ни наручников. На расстоянии трех метров от нас шагают десять полицейских, с ружьями наперевес. Большие ворота крепости растворяются, и наша группка медленно выходит. По мере удаления от крепости к нам присоединяются все новые и новые полицейские с ружьями наперевес. Неподалеку масса любопытных. Они пришли посмотреть на очередную партию каторжников. Со стороны одного из домов раздается слабый свист. Я поднимаю голову и вижу в окне свою жену Нент и друга Антуана Де Паула; жена Деге и его друг Антуан Гилти смотрят из другого окна. Деге их тоже заметил, и мы шагаем, не отрывая, насколько это возможно, взгляда от окон. Я вижу в последний раз свою жену и друга Антуана, который впоследствии погиб во время бомбежки. Никто не разговаривает — абсолютная тишина. Ни заключенные, ни надзиратели, ни публика не осмеливаются нарушить тишину этого момента: все понимают, что тысяча восемьсот человек навсегда прощаются с нормальной жизнью.
Поднимаемся на палубу. Нашу группу из сорока человек спускают в трюм, в клеть, со всех сторон окруженную решетками. Табличка. Я читаю: «Зал № 1, 40 человек особого сорта. Непрерывное пристальное наблюдение».
Каждый получает гамак. Крюков, на которые их можно повесить, более чем достаточно. Кто-то обнимает меня: это Жюло. Ему все это знакомо. Десять лет назад он проделал подобное путешествие. На него можно полагаться. Он говорит мне:
— Быстро иди сюда. Возьми свой мешок и положи его рядом с крюками, на которые повесишь гамак. Эти две фрамуги сегодня откроют, и здесь будет больше свежего воздуха.
Я познакомил его с Деге. Во время разговора к нам приблизился человек. Жюло преградил ему путь и сказал:
— Если хочешь живым добраться до каторги, не подходи к этому месту. Понял?
— Да, — ответил тот.
— А почему, знаешь?
— Да.
— А коли так, то испарись.
Человек убрался восвояси. Деге доволен подобной демонстрацией силы.
— С вами я смогу спать спокойно.
Жюло отвечает:
— С нами ты в большей безопасности, чем в вилле на берегу моря.
Путешествие длится восемнадцать дней. Однажды ночью всех будит крик. Одного парня находят мертвым, большой нож торчит меж его лопаток. Нож прошел снизу вверх, прорезав сукно гамака. Это был огромный нож, сантиметров двадцать длиной. Двадцать пять или тридцать надзирателей направили на нас свои ружья и кричат:
— Всем раздеться, и быстро!
Все раздеваются. Ясно, что будет обыск. Я кладу скальпель под правую пятку и сильнее опираюсь на левую ногу. Сталь вонзается в ногу, но скальпель надежно прикрыт. Четверо надзирателей ковыряются в ботинках и ворохах одежды. Перед тем, как войти, они оставили винтовки и заперли за собой двери, но снаружи за ними пристально следят, и дула винтовок все время направлены на нас.
— Кто тронется с места, пусть считает себя мертвым, — слышится голос главного надзирателя. Во время обыска обнаруживают три ножа, два заточенных гвоздя, штопор и золотую коробочку. Троих мужчин голыми выводят на палубу. Майор Берро, ответственный за транспорт, приходит в сопровождении двух врачей и капитана корабля. Когда надзиратели покинули клеть, все оделись, не ожидая приказа. Я снова спрятал скальпель.
Надзиратели отходят в конец палубы. Впереди них Берро, остальные устроились у лестницы.
— Это принадлежит ему.
Надзиратель подал нож, отобранный у заключенного.
— Верно, это мой нож.
— Хорошо, — говорит Берро. — Он проведет путешествие в камере над машинным отделением.
Владельцы гвоздей, штопора и ножа, тоже сознаются. Каждый из них, голый, поднимается по лестнице в сопровождении надзирателя. На полу остаются нож и золотая коробочка; они принадлежат молодому человеку. Ему 23–25 лет, рост около 1.80, атлетически сложен. Голубые глаза.
— Это принадлежит тебе, не так ли? — спрашивает надзиратель, протягивая золотую коробочку.