— А ты, Матурет?
Девятнадцатилетний парнишка, этот случайно осужденный неудачник с лицом нежным, как у женщины, произносит мягким голосом:
— Вы серьезно думаете, что эти полицейские с квадратными головами дадут каждому из нас поддельный паспорт? Я в этом сомневаюсь. В лучшем случае они закроют глаза на то, что мы тайно проникнем на танкер. И сделают они это только для того, чтобы избавиться от нас и от лишних забот. Я не верю их сказкам.
За покупками я выхожу очень редко. За неделю, что мы здесь, ничего не изменилось. Это начинает нервировать нас, и вот, в один из послеобеденных часов, появляются три священника в сопровождении полицейских. В камере, соседней с нашей, где сидит негр, осужденный за изнасилование, они задерживаются. Через довольно продолжительное время открывается дверь в нашу камеру, и входят священники, доктор Наал, начальник полиции и морской офицер в белом мундире.
— Монсиньор, это французы, — говорит по-французски начальник полиции. — Они ведут себя безупречно.
— Приветствую вас, дети мои. Присядем к столу — так нам будет удобнее беседовать.
Все присаживаются к столу. Приносят стул для священника.
— Большинство французов — католики. Кто из вас не католик?
Никто не поднимает руки. Я думаю, что священник в тюрьме меня однажды почти крестил, и потому я могу считать себя католиком.
— Друзья мои, я француз и меня зовут Ирене де Бруйан. Мои родители были гугенотами и бежали в Голландию во время правления Катерины Медичи, которая преследовала протестантов. Я, стало быть, француз и руковожу протестантской общиной Кюрасао. На острове протестантов больше, чем католиков, но католики очень богобоязненны и фанатичны. Как вы здесь себя чувствуете?
— Мы ждем танкеры, которые возьмут нас.
— Сколько из вас уже оставили Кюрасао?
— Пока ни один.
— Гм… Что скажете, инспектор? Можете отвечать по-французски, вы прекрасно владеете этим языком.
— Монсиньор, губернатор выдвинул это предложение, искренне желая помочь этим людям, но до сих пор ни один капитан корабля не согласился взять их на борт, поскольку у них нет паспортов.
— С этого и следовало бы начинать. А губернатор не может в виде исключения выдать им паспорта?
— Не знаю. Я никогда с ним об этом не говорил.
— Послезавтрашнюю мессу я посвящаю вам. Может быть, вы хотите прийти ко мне на исповедь? Я исповедую вас, и Бог простит вам все ваши прегрешения. Вы можете отпустить их завтра в три часа?
— Да.
— Я хочу, чтобы они приехали на такси или в специальной машине.
— Я лично буду сопровождать их, монсиньор, — говорит доктор Наал.
— Спасибо, сын мой. Дети мои, я не могу вам ничего обещать, кроме одного: с этого момента я постараюсь сделать для вас все, что в моих силах.
Видя, что Наал, а затем и бретонец целуют кольцо священника, мы делаем то же самое и провожаем его к машине, поджидающей во дворе.
Назавтра мы исповедуемся перед священником. Я последний.
— Итак, сын мой, начни с самого тяжелого своего преступления.
— Святой отец, меня не крестили, но священник во французской тюрьме сказал, что и некрещеный, я остаюсь сыном Божьим.
— Он был прав. Выйдем отсюда, и ты все мне расскажешь.
Я рассказываю ему о своей жизни. Долго и внимательно, не перебивая, слушает он меня. Часто берет мою руку в свою и заглядывает мне в глаза. Когда я рассказываю о вещах, в которых мне трудно сознаться, он опускает глаза, чтобы я чувствовал себя более свободно. У шестидесятилетнего священника по-детски чистые глаза. Его невинная и добрая душа действует на меня, как бальзам на рану. Тихим нежным голосом, все еще держа мою руку в своей, он говорит.
— Бог иногда заставляет своих детей страдать от зла человеческого для того, чтобы его избранник вышел из испытаний более сильным и благородным, чем прежде. Не испытай ты, сын мой, тех мук, что тебе пришлось вынести, ты не возвысился бы сегодня и не приблизился бы к пониманию Правды Божьей. Человеческие существа, что пытали тебя различными способами, сослужили тебе великую службу. Они пробудили в тебе нового человека, и если есть в тебе сегодня уважение, добро, милосердие, если в тебе достаточно сил, чтобы преодолеть все препятствия и стать человеком более возвышенным, то благодарить ты должен их. В таком человеке, как ты, нет места мести, желанию наказать каждого за зло, которое он тебе причинил. Твое назначение — спасать людей, а не наказывать их, даже если это справедливо. Бог был щедр к тебе. Он сказал тебе: «Помоги себе, и я помогу тебе». Он помог тебе во всем и даже позволил тебе спасти других и вывести их к свободе. Не думай, что ты совершил страшные преступления. Многие люди, занимающие очень высокое положение, совершили намного более тяжкие преступления, но у них не было возможности возвыситься с помощью наказания.