Она зашла в пять кафе и во всех пяти получила отказ. В одном из них управляющий честно сказал ей, что она слишком молода.
— Нужно разрешение на работу, — объяснил он, — тебе нет восемнадцати.
Уставшая и голодная, она вышла на пересечение двух улиц. Туда и сюда сновали машины. На всех четырех углах прогуливались молодые женщины. Рэчел прочла название улиц. Хайленд авеню и Беверли Каньон Роуд. Довольно напыщенные названия для такого убогого района, — подумала она.
Рядом с проститутками притормаживали машины. Мужчины выбирали.
История старая, как мир: женщины продают, мужчины покупают. Почему никогда не бывает наоборот?
Может быть, из-за недостатка возможностей? Из-за догм? Девочек воспитывали не так, как мальчиков. Предполагалось, что девушка должна прийти на брачное ложе невинной, а молодой человек опытным. Многие столетия девушкам внушали, что хорошая девушка не ведет себя активно в делах секса, более женственно ждать и подчиняться. Несколько партнеров в сексе, казалось шестнадцатилетней Рэчел, — это ревниво охраняемая мужчинами привилегия. Она думала о том, что женщины столетиями угнетались мужчинами. Из романов она выяснила, что предыдущие поколения ее сестер держались в подчинении посредством постоянной беременности. Предполагалось, что женщина с огромным количеством детей на руках не будет интересоваться сексом. Следовательно, не будет гулять.
А если бы женщины могли наслаждаться сексом так же свободно, как мужчины? Если бы исчез страх нежелательной беременности? Стали бы они агрессивны в сексе? Стали бы они искать секс? Бели бы мужчины выставили себя на продажу, стали бы женщины покупать?
Рэчел заметила на улице и молодых мужчин-проституток. Но они тоже были для мужчин.
Она обернулась и прочла вывеску над окном маленькой неприметной забегаловки: Королевские гамбургеры у Тони. Она заглянула внутрь. У стойки сидели три человека. За столами — никого.
Здесь она точно не получит работу — у этого местечка такой вид, как будто его владельцы даже не в состоянии оплатить счет за электричество. Но у нее не должны опускаться руки. Дэнни Маккей, Дэнни Маккей.
За окошком кассира сидела усталого вида блондинка и полировала ногти. Она не подняла глаз, когда Рэчел сказала:
— Я хотела бы поговорить с хозяином.
Пальцем она указала Рэчел куда-то в сторону кухни. В этот раз Рэчел решила не скрывать свой возраст. Все равно это ничего не дает.
Она протиснулась в крохотную кухоньку. Маленький лысеющий человек в заляпанном жиром фартуке стоял за столом и делал лепешки для гамбургеров. Рэчел откашлялась. Он поднял глаза.
— Что тебе нужно?
— Вы Тони?
— Эдди. Тони умер четыре года назад. Просто у меня нет денег, чтобы сменить вывеску. Чем могу быть полезен?
— Мне нужна работа.
Он посмотрел на нее. Простота ее слов, то, как она их произнесла, заставили его положить на стол мясо для гамбургера и вытереть руки о фартук.
— Какая работа?
— Любая.
— Когда-нибудь работала официанткой?
— Нет.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
Он смерил ее взглядом. Господи, какая же она худенькая! А одежда! Такую даже бы Армия спасения не приняла. Жалкая девочка.
— Где ты живешь, радость моя?
— В мотеле Уилин.
Он скривился.
— Крысиное гнездо. К тому же в двух милях отсюда. Ты что, пешком пришла?
Она показала ему туфлю. В середине была дыра, закрытая картонкой.
Он покачал головой.
— Послушай, радость моя. Ты слишком молода. Я не могу взять тебя. У меня будут неприятности с законом. Ты еще в школу должна ходить, понимаешь?
— Я есть хочу, — сказала она тихо. — А денег у меня нет.
— Где твои родители?
— У меня их нет.
— А родственники?
— Тоже нет.
Он поднял брови. Господи, сколько таких девушек бродит по улицам!
— В зале ты работать не можешь, — сказал он задумчиво. — Сюда на обед заходят полицейские. Посуду мыть можешь?
— Да, — сказала она так быстро, с такой надеждой, что жалость пронзила его зачерствевшее сердце.
— Послушай, радость моя, — произнес он, подходя к ней и заглядывая через круглое окошечко в зал ресторанчика, — мы с женой — владельцы и управляющие этого местечка. Вон она сидит за стойкой кассира. У нас всего две официантки. Я сам все готовлю. Но… — он поскреб подбородок, — иногда у нас запарка.
— Пожалуйста.
— Я дам тебе работу, если ты обещаешь не выходить в зал и не нарываться на неприятности.