Выбрать главу

— Да, — прошептала она. Он вздохнул:

— Это случилось давно, в мире, который больше не существует. Но с тех пор я верю только в деньги, я боготворю деньги, Беверли. Если ты умная девочка, ты послушаешься меня. Деньги — это сила, Беверли. Деньги — это ключ к свободе. Деньги позволяют тебе делать все, что ты хочешь. Понимаешь?

Она кивнула.

— Тем не менее, — добавил он торопливо, видя, как горячо она соглашается с ним, — хотя бы иногда, Беверли, делай что-нибудь просто во имя добра, это оживит твою душу, и ты будешь жить в согласии с собой. Понимаешь?

— Да.

Он долго смотрел на нее. Ему стало грустно и хотелось плакать оттого, что такое молодое создание уже стало на путь ненависти и мщения. Именно эти чувства лихорадочно горели в ее глазах. Они странным образом привлекли его к этой девочке и воскресили нежелательные воспоминания. Она напомнила ему его самого, ожесточенного молодого Сеймура Вайзмана, когда он пробирался в новый мир, а тела его друзей и любимых горели в нацистских печах.

Он встал и протянул ей руку. Ну, конечно, она не протянула руки. В этом она и он отличались друг от друга: по меньшей мере, Сеймур научился снова прикасаться и любить. Он мог только молиться, чтобы раны, мучащие эту бедную девочку, когда-нибудь зажили, и она простила, хотя, может быть, и не забыв зло, причиненное ей, и позволила себе снова жить.

— Сейчас мы простимся, Беверли. Я тебе больше не нужен, и я возвращусь к моим богатым пациентам. Обещай, что ты когда-нибудь навестишь меня и расскажешь, что ты сделала и где ты побывала в своем новом обличье.

Беверли сошла с автобуса на Хайленд-авеню и вошла в первую попавшуюся ей на пути парикмахерскую. Она вышла оттуда через шесть часов, потратив все оставшиеся деньги, включая отложенные на автобусный билет. Поэтому она пошла пешком, с чемоданом в руках, по знакомым улицам.

Когда она вошла на кухню, Эдди в бешеном темпе жарил гамбургеры.

— Эй! Здесь нельзя ходить посторонним!

— Это я, Эдди, — сказала она.

— Кто это — я?

— Я, Беверли. Я вернулась.

Он рассматривал красивое лицо с хорошеньким носиком и изящным подбородком, элегантно изогнутые брови и платиновые волосы, причесанные по последней моде. Но потом он увидел знакомый потрепанный коричневый чемодан и, как и в прошлый раз, уронил лопатку.

Джессика завизжала от радости, когда совершила прямое попадание в собственного мужа.

Потом, увидев ошарашенное выражение на лице Джона, она повернулась и пустилась бежать. Но снег был слишком глубокий, а одежда слишком громоздкой. Джон вмиг догнал ее, повалил на снег и зажал ей руки над головой.

— Тебе это так просто не сойдет! — закричал он, оседлав ее и набирая снег свободной рукой.

Она визжала и сопротивлялась. Но он был слишком силен для нее. Он натирал ей снегом лицо и говорил:

— Сдавайся, Джесс!

Она пыталась побороть его, но в конце концов крикнула:

— Сдаюсь! — И он отпустил ее. Но как только она встала на ноги, она быстро скатала снежок и бросила в него, опять метко попав. Прежде чем он смог ответить, Джессика побежала, смеясь и оглядываясь и показывая ему язык.

Джон, тоже смеясь, бежал за ней. В этот раз, когда он поймал ее, он развернул ее к себе, обнял и поцеловал.

Она прижалась к нему всем телом, обессиленная и счастливая.

— Пойдем, дорогая, — сказал он, не отпуская ее. — Бонни и Рэй будут волноваться, почему нас так долго нет.

Джессике было все равно, что другая пара вернулась в дом час назад и ожидала их. Прогулка настолько взбодрила ее, что она не устояла перед соблазном поиграть в снежки.

Она не хотела приезжать в Маммот на выходные и проводить там время с деловым партнером Джона и его женой — у нее было слишком много работы. Но теперь она была рада, что согласилась. Здесь они забыли обо всем.

Они отряхнули снег с сапог и окунулись в уютную теплоту дома. Рэй и Бонни сидели перед камином, в котором ярко горел огонь, играли в слова.

— Ага! — воскликнула Джессика, сбрасывая шапку и варежки. — А не пахнет ли здесь глинтвейном?

— Он на плите, — ответила Бонни. — Угощайтесь. Джессика направилась было к кухне, но Джон остановил ее:

— Почему бы тебе сначала не пойти наверх и не переодеться?

Она хотела возразить — ей так хотелось выпить чего-нибудь горячего, — но вместо этого сказала: