Раздевалка гудит голосами, мимо меня проходит стайка девушек-третьекурсниц (судя по нашивкам на рукавах), они даже не смотрят в мою сторону. Только одна из них что-то насмешливо произносит, но мне по большому счету плевать. Добираюсь до своего шкафчика, с наслаждением стягиваю куртку, сбрасываю внутрь сумку.
— Вирна! Привет! — Быстрые шаги и голос раздаются одновременно.
Запыхавшись, ко мне подбегает Алетта. Мы учимся вместе, она тоже человек, живет в Пятнадцатом, только в промышленном районе. Если там открыть окно на пятнадцать минут, из глаз начинают течь слезы, а спустя пятнадцать лет проживания в этом месте вам здорово повезет, если вы не станете хроническим аллергиком.
— Фух! Еле успела! — Она сбрасывает сумку прямо на пол, ладонями приглаживает растрепавшиеся темные кольца волос, пружинками торчавшие в разные стороны. — Платформа поломалась прямо на нашей конечной, представляешь?! Пришлось ждать следующую!
Чиркнув пропуском по панели, Алетта рывком распахивает дверцу и пялится на себя в зеркало.
— Ну и рожа!
— Все с твоей рожей нормально, — фыркаю я.
— Ну да, конечно.
Она недовольно кривится, достает из сумочки тушь и начинает красить и без того длинные загнутые ресницы. Глаза у нее темные, но в них мерцают крохотные золотые крапинки, такие же крапинки у нее вокруг носа (реакция смуглой кожи на солнце). Пока Летта красится, я переодеваюсь: темно-синяя юбка почти по колено, светлая блузка, такой же синий жакет. На груди вышит отличительный знак факультета лиабиологии — крылья над волной на ярко-желтом фоне. Почти такой же знак вышит и на рукаве, но с одной парой крыльев — он означает, что я первокурсница.
Летта переодевается наспех, из-за чего край воротничка у нее загибается под жакет, и я его поправляю.
— Спасибо, — бормочет она. — Тебе не кажется, что я правый глаз криво накрасила?
— Не кажется.
Она выдыхает, и я добавляю:
— Ты его криво накрасила.
Летта бьет меня по руке и смеется.
— Ладно, все равно времени нет переделывать.
Времени и правда нет, первая пара у нас в другом корпусе, и чтобы в него попасть, надо спуститься под землю и быстро идти по переходу. В другой день можно было бы пройтись по дорожкам, но не сегодня. Под таким дождем в два счета промокнешь до нитки.
— Слушай, ты методичку по лабораторной просмотрела? — спрашивает она, когда мы выходим из раздевалки. — У меня тапет заглючил и не пускал ни в какую.
Все обучающие материалы в начале учебного года загружаются в наши тапеты. Получить к нему доступ не может никто другой, переносить и копировать их запрещено под угрозой отчисления, а передача информации посторонним в устном или письменном виде вообще предусматривает уголовную ответственность.
Иными словами, ничто получаемое нами от въерхов за эти стены не выйдет.
— Ага.
— Расскажешь, пока дойдем?
— Не вопрос.
— С дороги, калейдоскопница!
Резкий удар в плечо отбрасывает Алетту в сторону, и мимо нас проходит группа второкурсниц. Судя по одежде — золото нашивок и карающая длань закона, распростертая над планетой, — с факультета юриспруденции. Разумеется, все въерхи, и среди них выделяется одна, с волосами, переливающимися золотом, как нашивка на ее рукаве. Юбка на ладонь короче положенного, а стройные ноги подчеркивают гетры. Разумеется, она даже не смотрит в нашу сторону, слышен стук каблуков, длинные до пояса волосы переливаются волнами при каждом шаге. Одна из ее свиты оглядывается на нас и презрительно фыркает, но тут же ускоряет шаг, чтобы не отстать от остальных.
— Ромина Д’ерри, — чуть ли не с ненавистью шепчет Алетта.
Мне это имя мало о чем говорит, поэтому я просто вопросительно приподнимаю бровь.
— Ты что, из моря вылезла? Ромина Д’ерри, дочь главного судьи.
Теперь, кажется, припоминаю. Имя судьи Д’ерри не сходит с первых полос газет, он один из сильнейших въерхов города.
— А еще она встречается с Лайтнером К’ярдом.
Это имя тоже знают все, Диггхард К’ярд — правитель Ландорхорна, единоличная власть. Он тот, кому подчиняются все в нашем городе — и, возможно, не только в нашем.
— Остается радоваться, что эта стерва не учится с нами на одном факультете, — бормочет Алетта. — Говорят, на своем они всех держат за глотку.