Теперь происходит нечто странное. Брутус и Дантон касаются друг друга рогами, а потом начинают тереться ими, даже не отталкивая друг друга. Кажется, они беседуют. Маргарита медленно поднимается вверх но тропе, а два самца следуют за ней, время от времени останавливаясь и скрещивая рога. Маргарита тоскливо стонет, но продолжает подниматься к равнине. Два гиганта следуют за ней. Они выходят на площадку длиной в триста метров. В конце ее находится лагерь, справа и слева — две больницы (для ссыльных и для военных).
Маргарита медленным шагом направляется к центру площади и там останавливается. Оба противника приближаются к ней, и время от времени она издает протяжные призывные звуки. Оба снова касаются друг друга рогами, и к их тяжелому дыханию примешиваются звуки, которые несомненно что-то означают.
После «разговора» один из них отходит вправо, а второй — влево. Они останавливаются у краев площади; друг от друга их отделяет расстояние в триста метров. Маргарита все еще в центре, ждет. Я понял: это будет честный поединок, о котором договорились обе стороны, а призом победителю будет молодая самка. Она согласна и даже гордится тем, что два таких красавца дерутся ради нее.
Крик вырывается из горла Маргариты, и оба самца устремляются друг к другу. В распоряжении каждого из них сто пятьдесят метров, и двухтонные туши несутся с огромной скоростью. Две головы сталкиваются с такой силой, что пять минут буйволы остаются оглушенными, с трудом держась на ногах. Первым приходит в себя Брутус и галопом скачет на место. Поединок длится два часа. Поврежденный рог Дантона окончательно отломился; погоня длится до следующего дня. Они оставляют за собой разрушенные кладбище, прачечную, сады.
Только наутро, в 7 часов утра, Брутусу удалось одолеть Дантона. Это случилось у мясной лавки, на берегу моря. Брутус вонзил рога в живот Дантона и дважды провернул их там. Дантон издох в луже крови и собственных внутренностей.
Этот бой гигантов так измотал Брутуса, что мне самому пришлось вытаскивать его рога из брюха противника. Он шел, спотыкаясь, по тропинке, а Маргарита шагала рядом, выпрямив свою широкую шею и безрогую голову.
Мне не пришлось присутствовать на их помолвке, так как надзиратель, ответственный за буйволов, обвинил меня в том, что я отвязал Брутуса.
Я попросил аудиенции с комендантом.
— Бабочка, что случилось? Нам придется умертвить Брутуса, он слишком опасен — убил уже троих.
— Надзиратель, который занимается буйволами, совсем их не понимает. Позволь мне доказать, что Брутус защищался.
Комендант улыбается:
— Я слушаю.
Я рассказал ему, как мой буйвол был атакован.
— Не освободи я Брутуса, Дантон убил бы его, — закончил я свой рассказ.
— Это верно, — ответил комендант.
Приходит ответственный надзиратель.
— Здравствуйте, комендант. Я ищу тебя, Бабочка. Сегодня утром ты вышел на остров, будто отправляясь на работу, хотя на самом деле делать тебе было нечего.
— Я вышел посмотреть, не удастся ли мне прекратить поединок, но они, к сожалению, были слишком взбешены.
— Может быть, но с сегодняшнего дня запрещаю тебе близко подходить к этому буйволу. Кроме того, мы зарежем его в воскресенье и приготовим прекрасный обед для всего лагеря.
— Ты этого не сделаешь.
— Не ты же мне запретишь?
— Нет, не я. Это сделает комендант. А если и этого мало, то приказ тебе отдаст доктор Герман Гюберт, который обещал вмешаться и спасти жизнь Брутуса.
— А почему тебя это так волнует?
— Я работаю с этим буйволом, и он стал мне другом.
— Другом? Ты что, смеешься надо мной?
— Слушай, господин Агостини, ты готов дать мне высказаться?
— Позволь ему защитить своего буйвола, — сказал комендант.
— Хорошо, говори.
— Веришь ли ты, господин Агостини, в то, что животные способны разговаривать?
— А почему бы и нет? Ведь они как-то друг с другом договариваются.
— Так вот, Брутус и Дантон заранее договорились о поединке.
И я снова рассказываю все с начала и до конца.
— Иисус! — восклицает корсиканец. — Ты странный парень, Бабочка. Хорошо, оставайся со своим Брутусом, но если он еще раз кого-нибудь убьет, никто его не спасет. Даже комендант. Возвращайся к своему Брутусу и позаботься о том, чтобы он не отлынивал от работы.
Через два дня в столярной мастерской была отремонтирована телега, и Брутус вместе с его законной женой Маргаритой снова приступили к ежедневной перевозке воды. Когда мы приближались к месту отдыха, и повозка останавливалась, я спрашивал: «Где Дантон, Брутус?», великан тут же с силой срывал с места телегу и заканчивал путь веселым, победным шагом.
ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ
Бунт в Сен-Жозефе
Острова опасны своей кажущейся свободой. Мне больно видеть друзей, которые живут спокойной, беззаботной жизнью. Некоторые ждут окончания срока, другие не ждут ничего.
Я лежу в своем гамаке и пытаюсь вызвать воспоминания. В конце зала происходит настолько дикая игра, что моим друзьям — Карбонери и Гранде — приходится вместе наводить порядок. Странно, но один только обвинитель маячит перед глазами. К дьяволу! Каким проклятьем ты меня проклял, сволочь? Шесть побегов не сумели освободить меня от него.
Наверное, на твоем лице появилась победная улыбка, когда ты узнал о моей поимке и возвращении на каторгу. Ты подумал: «Все в порядке, он снова на тропе разложения!» Нет! Моя душа никогда не будет принадлежать этой гиблой тропе. В твоих руках одно лишь мое тело, и твои тюремщики дважды в день убеждаются, что я здесь, и этого им достаточно. Немного удачи, и в один прекрасный день зазвонит по Бабочке колокол, и акулы набросятся на это почетное и бесплатное блюдо, которое ежедневно поставляется им.
Но мое телесное присутствие не имеет ничего общего с присутствием духовным. Хочешь, скажу тебе что-то? Я не принадлежу каторге, мне не удалось приспособиться к этой жизни, которая засосала даже самых близких моих друзей. Я постоянно готов бежать.
За такой «беседой» со своим обвинителем меня застают двое мужчин.
— Ты спишь, Бабочка?
— Нет.
— Мы хотим с тобой поговорить.
— Говорите. Здесь никого нет, и если не будете кричать, нас никто не услышит.
— Мы готовим бунт.
— Как вы это думаете сделать?
— Убьем всех арабов, всех тюремщиков, их жен и детей — все это гнилое племя. Я и мой друг Хутон с помощью еще сорока ребят, которые согласны с нашим планом, атакуем склад оружия. Его надо стараться сохранить в хорошем состоянии. Там двадцать три автомата и около восьмидесяти карабинов. Мы начнем с…
— Остановись, не продолжай. Я отказываюсь. Благодарю за оказанное доверие, но я не согласен.
— Мы думали, ты согласишься быть предводителем восстания. Позволь нам рассказать тебе обо всем детально, и ты убедишься в том, что провала быть не может.
— Я не хочу ничего слышать, я отказываюсь возглавить этот бунт и даже принять в нем участие.
— Почему? Ты должен нам объяснить. Мы тебе доверились и обо всем рассказали.
— Я не просил вас ничего рассказывать о своих планах. Я способен убить человека, который мне сильно навредил, но не безвинных женщин и детей. Кроме того, вы не видите самого главного: даже в случае успеха восстания, вас ждет провал.
— Почему?
— Потому что тогда станет невозможным самое главное — побег. Предположим, в восстании примет участие сто человек. Как они убегут? На островах всего две большие лодки. На них сможет выйти в море самое большее сорок человек. А что будут делать остальные шестьдесят?
— Мы будем среди сорока.
— Это ты так думаешь, но и остальные не глупее тебя. У каждого из них будет оружие, и вы сразу же перестреляете друг друга. Но самое главное: ни одно государство не согласится дать убежище этим лодкам. Телеграммы с известием о побеге целого полка убийц прибудут в эти страны намного раньше вас. В любом месте вас задержат и выдадут Франции. Я вернулся из Колумбии, и я знаю, что говорю. Любая страна вас выдаст.
— Значит, ты отказываешься?
— Да.