— Доктор, я не могу больше этого выдержать, переведи меня на Чертов остров. Я сбегу или погибну, но с каторгой покончу.
— Я понимаю тебя, Бабочка. Будь здоров и удачи тебе!
ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ. ЧЕРТОВ ОСТРОВ
Скамья Дрейфуса
Это самый маленький из трех островов Благословения. Он расположен севернее других и наиболее доступен ветрам и волнам. Официально на остров можно посылать только политических ссыльных, каждый из которых живет в маленьком домике с черепичной крышей. Раз в неделю, в понедельник, им дают сырые продукты, и каждый день они получают по куску хлеба. Их около тридцати человек. Политические ссыльные не входят в контакт с уголовниками, которых здесь всего десять человек и которые живут в здании, расположенном на верхнем плато.
Имя главного надзирателя лагеря (всего их трое) Сантори. Это грязный и небритый верзила.
— Бабочка, надеюсь, на Чертовом острове ты будешь вести себя хорошо. Не крути мне мозги, и я оставлю тебя в покое. Поднимись наверх. Там встретимся.
В зале я встречаю шестерых заключенных: двух китайцев, двух негров, одного парня из Бордо и одного из Лилля. Один из китайцев хорошо меня знает: мы вместе ждали суда в Сен-Лорине (его судили за убийство). Это очень опасный тип, но ко мне он настроен дружески:
— Все в порядке, Бабочка?
— А у тебя, Чанг?
— У меня порядок. Здесь нам хорошо. Ты есть со мной. Ты спать здесь, возле меня. Я варить два раза в день. Ты ловить рыбу. Здесь много рыбы.
Приходит Сантори.
— А! Поладили? Завтра утром пойдешь с Чангом кормить свиней. Он принесет кокосовые орехи, а ты расколешь их топором и отделишь мягкие орехи, чтобы дать их поросятам, у которых еще не прорезались зубы. После обеда, в четыре, будешь выполнять ту же работу. Если хочешь ловить рыбу, тебе надо знать, что каждый рыболов должен давать моему повару килограмм рыбы или раков в день. Тогда все будут довольны. Согласен?
— Да, господин Сантори.
— Я знаю, что ты любитель бежать, но здесь побег невозможен, и потому меня это не волнует. Ночью вас запирают, но мне известно, что некоторые все-таки ухитряются выйти. Берегись политических ссыльных. Они могут тебя убить или ранить, если вообразят, что ты у них хочешь что-нибудь украсть.
Накормив более двухсот свиней, мы с Чангом бродим весь день по острову. Встретили старика с длинной, белой бородой, который был журналистом в Новой Каледонии и во время первой мировой войны писал антифранцузские статьи. Видели и подонка, стрелявшего в Эдит Кавель, сестру милосердия из Англии или из Бельгии, которая спасла в 1917 году английских летчиков. Этот отвратительный жирный тип держал в руках палку и колотил ею по гигантской змее длиной в полтора метра и толщиной с человеческое бедро.
Врач, Леже — высокий и грязный тип. На плечи спускаются длинные серые волосы, а на руках множество рубцов.
— Приходи только в случае, если будешь болен. Я не люблю, чтобы меня навещали, и еще меньше люблю разговаривать. Я продаю яйца, а иногда курицу или петуха. Если убьешь поросенка, принеси задние лапки, я дам тебе за них курицу и шесть яиц. Коли ты уж здесь, возьми вот эту банку — в ней сто таблеток хинина. Ты ведь готовишься бежать, и, в случае успеха, таблетки понадобятся тебе.
Утром и вечером я вытаскиваю из моря рыбу в огромных количествах и ежедневно посылаю три-четыре килограмма в столовую надзирателей. Сантори сияет: никогда он не получал такого количества рыбы и раков.
Вчера на Чертов остров приехал доктор Герман Гюберт. Он прибыл с женой. Эта прекрасная женщина была вообще первой женщиной, ступившей на землю Чертова острова. Она пошла со мной к скамье, на которой в свое время сидел Дрейфус и смотрел на море, в сторону Франции, которая его отвергла.
— Если бы этот полированный камень мог пересказать нам мысли Дрейфуса! — сказала женщина и погладила камень. — Бабочка, мы, наверное, видимся в последний раз, потому что ты, думаю, собираешься скоро бежать. Буду молить Бога, чтобы он помог тебе. Прошу тебя об одном: перед побегом приди на несколько минут к этому камню и дотронься до места, которое я гладила. Это будет нашим прощальным рукопожатием.
Прощаясь, госпожа Гюберт смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как бы говоря: «Помни нас всегда, и мы тебя тоже не забудем».
Идет 1941 год. Я уже десять лет в тюрьме. Мне тридцать пять лет; лучшие годы своей жизни я провел в камерах и карцерах. За все это время у меня было всего лишь семь месяцев абсолютной свободы. Моим детям, которые родились от женщин-индианок должно быть теперь восемь лет. Какой ужас! Как бежит время! Я вглядываюсь в часы и минуты, которые были такими длинными из-за мук и испытаний.
Тридцать пять лет! Где Монмартр, где Белая площадь, Пигаль, пир в Малом саду, бульвар Клиши? Где Нент с лицом мадонны, чьи большие черные глаза смотрят на меня с отчаянием и чей крик в зале суда: «Не переживай, я буду искать тебя там!» — все еще звучит в моих ушах? Где Реймонд Хюберт с его «нас оправдают»? Где двенадцать «сыров» — присяжных? А «курицы»? А обвинитель? Как поживает мой отец, как чувствуют себя под немецкой оккупацией семьи моих сестер?
Сколько же раз я пытался бежать!
В первый раз я бежал из больницы, оглушив тюремщиков. Второй раз из Рио-Хаша — самый красивый побег.
Третий, четвертый, пятый и шестой — из Барранкильи. Какое невезение! Дело с мессой, которое так позорно провалилось! Динамит, неудачно взорвавшийся, брюки Кложе, зацепившиеся за навес! Снотворное, которое подействовало не сразу!
Седьмой — с Королевского острова, когда на нас донес этот подонок Бебер Селье. Не будь его, побег удался бы. И мой бедный друг Карбонери был бы жив.
Восьмой, последний — из сумасшедшего дома. Было большой ошибкой предоставить итальянцу выбирать место выхода в море. Выйди мы в море двумястами метрами ниже, около мясной лавки, нам без труда удалось бы отплыть на плоту.
Скамья Дрейфуса, невинно осужденного человека, который нашел в себе мужество жить, означает для меня многое. Мне нельзя признаваться в поражении. Я обязан попытаться бежать еще раз.
Дрейфус не сдался и до последнего момента боролся за свои права. Верно, у него был Эмиль Золя с его «Я обвиняю». Но не будь сам Дрейфус мужественным человеком, он с отчаяния бросился бы в бездну. Но он выдержал. Почему же я должен быть хуже него? Я должен отбросить мысль «бежать или умереть». Надо забыть о слове, «умереть» и думать только о том, что я выиграю в этой схватке и буду свободным.
Неожиданно я делаю важное открытие. Под самой скамьей Дрейфуса, напротив громадной скалы, волны атакуют, разбиваются и отступают с огромной силой. Тонны воды не могут разойтись в стороны, так как им преграждают путь две подковообразные скалы. У воды нет выхода, и она вынуждена вернуться в море.
Это очень важно, потому что, если я кинусь со скалы с мешком кокосовых орехов в момент, когда волна разбивается и возвращается в море, она захватит меня с собой. Я знаю, где достать джутовые мешки, в которые смогу собирать кокосовые орехи.
Первым делом надо проэксперементировать. В лунную ночь приливы выше и волны сильнее. Подожду полнолуния. Сошью джутовый мешок, наполню его сухими кокосовыми орехами и спрячу в пещере, в которую проберусь под водой и которую я обнаружил, ныряя за раками. Во второй мешок, прикрепленный к мешку с кокосовыми орехами, положу камень весом в тридцать пять килограммов.
Я очень волнуюсь перед опытом. Никому и в голову не придет, что человек способен выбрать для побега самую опасную точку — место, о которое волны разбиваются с наибольшей силой.
Но это единственное место, с которого волна может унести меня в открытое море (если мне вообще удастся оторваться от берега) и не прибить к Королевскому острову.
Мне надо бежать именно отсюда, а не с какого-либо иного места.
Я дождался полнолуния. Около камня светло, как днем. Чанг спрашивает:
— Ты готов, Бабочка? Бросай.
Волна высотой в пять метров несется, как ошалелая, на скалу и разбивается у наших ног. Но когда волна собирается отступать, мы успеваем кинуть в нее мешок, и она уносит его, как соломинку.