— Жаль, — произнесла она.
Ситцевое платье облегало ее тело. От одной мыли о прошедшей ночи Дэнни опять почувствовал возбуждение. Когда он взглянул на Боннера, то понял, что приятель думает то же самое.
Они ухмыльнулись, глядя друг на друга.
Они уже проделывали это раньше, правда? Спаивали Билли Боба до такой степени, что им приходилось оставаться. Как в тот раз с близняшками из виндсерфингистов. Дело того стоило. Билли Боб спал три дня, а они наслаждались с сестрами Макфи.
Они поблагодарили фермершу и вышли на улицу. Дэнни промурлыкал Боннеру:
— А не пойти ли нам в город за бутылочкой для старого Билли Боба?
Было около полуночи. Они лежали втроем, обнаженные, потные, переплетая тела, на ее кровати. В этот момент Дэнни посетила мысль: нам больше не нужен Билли Боб Магдалена.
Дэнни и Боннер выжидали. Лето вошло в зенит. Они ехали по безлюдному шоссе. От плавящегося асфальта поднимались волны зноя, в пустыне поблескивали миражи, напоминавшие островки воды. Никакой растительности, кроме колючего низкорослого кустарника. Радио в автобусе было настроено на станцию, которая передавала песни нового певца по имени Элвис Пресли. Его преподобие Билли Боб Магдалена страдал от очередной мигрени.
Последние два месяца дела у него шли не очень хорошо. Здоровье быстро ухудшалось. Он не знал, что бы он делал без этих двух парней, которых так беспокоило его здоровье и которые всегда были готовы купить ему выпить.
— Слушайте, — произнес Боннер, который сидел сзади, — что вы знаете о городе Одесса? Были там раньше, Билли Боб?
Но его преподобие слишком беспокоила собственная голова. Он вновь не будет сегодня читать проповедь. Дэнни все сделает. Но это как раз хорошо. Хотя Билли Боб Магдалена и не признался бы в этом, из Дэнни получился лучший проповедник. Ничего не скажешь — парень делал всю выручку.
— Слушай, — сказал вдруг Дэнни, — чувствуешь?
— Что? — спросил Боннер.
— Не знаю… — Дэнни нахмурился и вцепился в руль. — Что-то не так.
— Может быть, шина полетела, — предположил Боннер.
— Лучше проверить, — сказал Дэнни, осторожно притормаживая.
— Ты оставайся здесь, Билли Боб, — предложил Боннер, когда они выходили. — Слишком жарко для тебя.
На шоссе они закурили и, покачивая головами, смотрели на переднее колесо. Билли Боб не мог не выйти, чтобы удостовериться лично.
Ребята сказали, что им нужен домкрат и какие-то другие инструменты, влезли в автобус и уехали.
Боннеру и Дэнни было хорошо видно его в заднее стекло. Маленькая недоумевающая фигурка, которая становилась все меньше и меньше. Без рубашки и шляпы, полупьяный старик посреди безжалостной пустыни, и ни капли воды.
— И-их! — вопил Боннер.
— Мы едем, парень! — закричал Дэнни и нажал на газ.
Они мчались по шоссе к прекрасному будущему в автобусе с надписью «Билли Боб Магдалена несет вам Иисуса.»
Голливуд, Калифорния, 1957 год.
Рэчел жила под именем Беверли Хайленд уже три года, работала у Эдди, жила в приличном месте на Чероки. Однако она пришла к выводу, что изменить имя еще не значит начать новую жизнь. Нужно изменить еще и лицо.
Не то чтобы кто-либо из ее новых друзей чем-то дал ей понять, что она некрасива. Они воспринимали в ней не внешность, а нежный и хрупкий характер. В один прекрасный день эта тихая девчушка появилась ниоткуда и преданно работала на них с тех самых пор. Она почти не разговаривала и вообще оставалась загадкой. Но самое главное, за три коротких года она превратила предприятие Эдди в одно из процветающих.
К стойке теперь стояла очередь, для столиков Лаверна завела книгу предварительной записи. Весь день стучали молотки и звенели пилы: рабочие расширяли кафе.
Три года назад, в день, когда Беверли в первый раз пришла на работу, чтобы протирать полы, мыть посуду и скрести горшки, Эдди решил накормить ее. Она неожиданно тихо сказала:
— Это не очень хороший гамбургер.
Он еще не привык к ее честности, собственно, он вообще не привык к честности, поэтому возмущенно ответил:
— Если тебе не нравится, как я готовлю, ешь в другом месте.
Вместо того чтобы извиниться или замолчать, девчонка упорно продолжала:
— Я знаю, чего не хватает твоим гамбургерам. — Она имела наглость встать, пойти на кухню, там взять его заготовки из холодильника и поколдовать над ними. Эдди разозлился и собрался тут же ее уволить, но его одолевало любопытство. Руки ее летали туда и сюда, доставая специи с полочки, пальцы работали с умением и сноровкой, лицо было сосредоточенно. Десять минут спустя, когда Эдди ел улучшенный Беверли гамбургер, он понял, что вытащил козырную карту. Эдди использовал для гамбургеров дешевое мясо, но от добавления специй у него появился вкус дорогой вырезки. Потом Беверли научила его добавлять нарезанный мексиканский перец к жареной картошке, и дело пошло.
Эдди кормил своими перчеными гамбургерами полицейских, проституток, безработных актеров. Эта публика составляла его постоянную клиентуру. Отзывы были самые восторженные. Потом, по предложению Беверли, он снизил цену на десять центов, подавал гамбургеры не на тарелках, а заворачивал их в вощеную бумагу, и успех был феноменальный. Весь район узнал об этих новшествах, и очередь стала расти. Очень скоро королевскими гамбургерами приходили угоститься не только местные жители. Люди приезжали из Санта-Моники, Пасадены и даже из Беверли — Хиллз, чтобы посмотреть из-за чего весь шум. Они уходили довольные, рассказывали друзьям. Потом Эдди пришла в голову мысль, что можно открыть окошко, где будут продавать гамбургеры на вынос. Люди подъезжали, покупали пакет с гамбургерами и отправлялись на пикник, на пляж или в горы. Популярность заведения росла.
Эдди начал расширяться, взяв в аренду соседний магазин. Он подумывал об открытии еще одного кафе в быстро растущем районе Сан-Фернандо Уэллей.
Всем этим он был обязан Беверли Хайленд. Однако она не спекулировала на его похвалах, как сделали бы это многие другие. Она не требовала денег и славы. Она просто говорила ему, что она довольна. Эдди с ума сводила эта ее сдержанность. Беверли никогда не улыбалась, но была искренна. Эдди часто думал о ней, о ее прошлом. Она отказывалась говорить об этом, молчала, держалась отчужденно, никогда не приходила к ним с Лаверной пообедать. Она не заводила близких друзей, терпеть не могла, когда до нее дотрагивались. Эдди быстро сообразил, что ее имя сложилось из названий улиц, образующих перекресток, на котором расположилось его кафе, но никогда не расспрашивал ее об этом. Беверли была тихой, старательной, преданной, за три года работы не пропустила ни дня, не выдвигала никаких требований. Он считал, что сделает все, о чем бы она не попросила.
— Отпуск? — переспросил он. — Да ты с ума сошла! Мы и так еле справляемся. Мне нужно набирать новых официанток, Лаверна должна следить за рабочими, к нам придет журналист написать о нас статью. А ты хочешь пойти в отпуск?
Беверли привыкла к монологам Эдди. Они налетали, как ветры в Лос-Анджелесе — жаркие, стремительные и неприятные, но проходящие и не грозные. Ничего, кроме пыли, они не приносили.
— Я не была в отпуске три года, — спокойно сказала она.
— А кто был? — Он отвернулся от гриля и смотрел на нее.
«Она уже не малышка Беверли», — отметил он. Три года нормального питания — и на этих костях наросло мясцо. Да и время уже пришло. В фигуре Беверли появились изгибы и округлости в нужных местах. Многие клиенты бросали на нее взгляды. Жаль, что лицо подкачало.
— Ну и куда же ты хочешь поехать в отпуск?
— Просто уехать, — как всегда загадочно ответила она.
За три года Эдди пришел к выводу, что выудить что-либо из Беверли — это все равно что заниматься сексом с Лаверной: бросить и забыть.
— На сколько?
— На три месяца.
Он уронил лопаточку.
У девчонки был характер. Ничего не скажешь.