— Прости малышка, — произнес он, — я не смогу обойтись без тебя так долго.
— А совсем без меня ты обойдешься?
Тут он замер. За все время работы Беверли никогда не подвергала сомнению приказы Эдди. Она была послушной, прилежной и никогда не жаловалась. То, что она сейчас не согласилась с ним, пусть даже и тихим голосом, было равнозначно объявлению войны.
Он заглянул в ее загадочные карие глаза, за которыми пряталось так много секретов, — видимо, страшных. Долго молчал. Потом понял: наверное, она что-то должна сделать.
— С какого дня? — спросил он в конце концов.
— Еще не знаю. Но я тебе скажу.
— Мы будем скучать по тебе, малышка, — тихо произнес он.
Он думал, что, может, она его обнимет. Но, конечно, она не сделает этого. Бывали моменты, когда Беверли должна была сделать что-нибудь импульсивное, как любой другой человек в подобной ситуации. Но она всегда сдерживалась. Она никогда ни к кому не прикасалась и не разрешала прикасаться к себе.
— Спасибо, Эдди, — сказала она и опять принялась колдовать над специями.
Сначала Беверли пошла к терапевтам. Они в один голос заявили, что сделать ничего нельзя. Потом она пошла к хирургам. Они долго изучали ее лицо, но вывод был таким же.
— Может быть, с носом можно что-нибудь сделать, — согласились они, — но подбородок останется как есть. — Она поняла, что ей поможет только специалист. Она тщательно изучила телефонную книгу и стала посещать хирургов-косметологов. Мало кто выражал интерес, как только она сообщала, что у нее нет ни денег, ни страховки. Один согласился поработать над ее лицом, если она в ответ поработает в постели с ним.
Беверли стало казаться, что красота или хотя бы сносная внешность — это привилегия богатых.
Но ее не запугаешь. Она сидела перед зеркалом в своей комнатушке у сестры Эдди и изучала свое лицо. В памяти всплывали последние слова Дэнни Маккея: ты глупая, уродливая девка, Рэчел.
Что ж, часть этого предложения она уже изменила — свое имя. Изменить остальное будет тоже несложно.
Она искала врача восемь недель, объехала весь Лос-Анджелес, постоянно твердила Эдди, что ее отпуск вот-вот начнется. Но никаких результатов. Однако это совершенно не расхолаживало решительную Беверли. Чем чаще ускользала от нее цель и чем больше усилий ей приходилось прилагать для ее достижения, тем сильнее укреплялась она в своем намерении.
Она изменит свое лицо.
Однажды ранним майским утром, когда воздух был еще прохладен и свеж, Беверли стояла на кухне, мешала специи и слушала радио. Эйзенхауэр послал парашютистов в Литл-Рок, русские запустили нечто, именуемое спутником, пилот Джон Гленн побил рекорд скорости на своем самолете.
— А теперь местные новости, — сказал диктор. Беверли порезала лук и собиралась добавить в него эстрагон, базилик и шалфей. В этот момент она услышала сообщение, что знаменитая кинозвезда попала в крупную аварию на шоссе в Пассадену. Ее тут же доставили в больницу Куин оф Энжелз.
— Доктор Сеймур Вайзман, лечащий врач, сообщил нашему корреспонденту, что мисс Бинфорд получила серьезные травмы лица. Однако в настоящий момент состояние ее стабилизировалось, и жизнь находится вне опасности. Мисс Бинфорд получила в прошлом году Оскара. Теперь ей понадобится обширное хирургическое вмешательство, чтобы ликвидировать полученные травмы, заявил доктор Вайзман, специализирующийся на косметической хирургии. А теперь о спорте…
Но Беверли не слушала. Она уже листала телефонный справочник.
Она обнаружила, что у Сеймура Вайзмана был офис в Беверли — Хиллз. Это близко от ее места работы, но она никогда там не бывала.
Она позвонила, чтобы договориться о встрече. Ей назначили через два месяца — у доктора Вайзмана было очень много клиентов.
Она нашла Эдди и сказала:
— Я уйду в отпуск восьмого июля.
Она была абсолютно уверена, что доктор Вайзман согласится заняться ею.
Беверли никогда не видела офиса такого врача. Кожаная мебель, элегантные столики с изогнутыми ножками, картины на стенах, журналы, на которые она только смотрела, но никогда не могла позволить себе купить. Секретарь в приемной не была похожа на медсестру, носила не халат, а нечто шикарное. Единственным пациентом в приемной была женщина в норковом пальто. И это в июле!
Беверли заполнила карточку для истории болезни: родители умерли, беременности нет.
Ее вызвали через полтора часа.
В кабинете доктора Вайзмана не было ничего страшного. Уютно и ужасный беспорядок. На столе лежала кипа медицинских журналов, полки были уставлены разного рода безделушками и сувенирами. Маленькие подарки от благодарных пациентов. Беверли как раз раздумывала над тем, какой сувенир она могла бы подарить ему, когда вошел доктор.
— Ну, мисс Хайленд, — сказал он, усаживаясь. — Насколько я могу судить по вашей карточке, вы хотите, чтобы я сделал вам лицо, как вы выразились. Что именно вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы изменили мне лицо.
Доктор посмотрел на нее. Она сидела на стуле, выпрямившись как струна и обхватив руками колени. В ней чувствовалась непонятная напряженность. Это его заинтриговало. Она выглядела такой серьезной и такой молодой. Неужели она уже так настрадалась из-за своей внешности? Рассердилась на весь мир?
— Что именно не устраивает вас в лице?
— Разве в нем может что-нибудь устраивать?
— У вас очень красивые глаза.
— Вы можете мне помочь?
— Думаю, что да. Небольшая операция, чтобы оттянуть уши назад, я могу трансплантировать хрящ в подбородок, чтобы изменить его форму. Что касается носа, то тут потребуется не одна операция.
— У меня нет денег, — спокойно произнесла она, — и нет страховки.
Улыбка сошла с его лица. Тогда зачем вы здесь? — спрашивал его взгляд.
— Доктор Вайзман, — тихо сказала она, — я некрасива и бедна. Мне нужна помощь, и обратиться больше некуда. Вы знаменитый врач. Вы делаете операции кинозвездам. Вам не нужны мои деньги. Я не думаю, что такой хороший человек, как вы, не поможет такому отчаявшемуся человеку, как я, только потому, что у меня нет денег.
Сеймур Вайзман очень осторожно снял очки и вытер их о белоснежный халат. Он вновь надел их, скрестил руки на груди, проницательно посмотрел на Беверли и сказал:
— Деточка, вы меня дурачите или вы действительно так наивны? Вы в самом деле думаете, что можете прийти сюда и просить меня прооперировать бесплатно?
— Нет, сэр, — ответила она, в речи ее послышались отголоски акцента жителя Сан-Антонио. — Никогда ничего в жизни я не просила бесплатно. Если я чего-то хочу, то я работаю для этого. Я буду работать на вас, доктор Вайзман. Я должна работать на Эдди, потому, что я его должница, но на вас я тоже буду работать. Столько, сколько скажете. Только, пожалуйста, сделайте мне лицо.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Вы медсестра?
— Нет.
— Умеете печатать?
— Нет.
— Знаете медицинскую терминологию?
— Нет.
— У вас есть свидетельство об окончании средней школы?
— Нет.
Он был поражен.
— Что вы умеете делать?
— Все, что нужно. Я подметаю пол и мою посуду.
— У нас нет посуды в офисе, и полы у нас есть кому подметать. Сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— Ваши родители знают, что вы здесь?
— Мои родители умерли.
Он слегка нахмурился.
— Понятно. Кто заботится о вас в таком случае?
— Никто. Я самостоятельна с четырнадцати лет.
— Вы с Юга?
— Некоторое время я жила в Техасе.
— Как вы жили?
— Я работала на женщину по имени Хэйзл.
— Что вы делали?
— У Хэйзл был публичный дом. Там я жила три года. Я была одной из девушек. — Она добавила тихо: — Меня поместил туда мой парень, Дэнни.
В кабинете повисла тишина. Каждый звук, доносившийся снаружи, слышался очень отчетливо: машины на Родео Драйв, дробь женских каблучков, сирена вдалеке. Сеймур Вайзман опять снял очки и протер их, хотя в этом не было необходимости. Внезапно ему вспомнилось то, что он на протяжении многих лет пытался забыть, не разрешал себе помнить. Что в этой странной молоденькой девочке возбудило в нем нежелательные воспоминания? Он взглянул ей в глаза и увидел огонь сильной и решительной души. Он подумал о борделях в Техасе и парнях, использующих некрасивых девочек, у которых нет родителей.