Я была в длинном черном платье, расшитом серебристой нитью, с открытыми плечами, локоны струились по плечам, на лице кружевная маска, на губах кроваво красная помада. Мне нравился этот образ соблазнительной и неприступной.
Охрана знала свое дело и никого ко мне не подпускала. Ребят я предупредила, что мне не нужны знакомства, пусть и с богатыми и влиятельными людьми, на что они удивились, ведь все девушки, которые тут работают и работали, устраивались сюда в надежде обзавестись богатым, если не мужем, то по крайней мере э, покровителем.
От меня требовалось не много, всего лишь спеть под аккомпанемент пианино, на котором играл тощий парень, Валерий. Музыка – это не то, чем можно заработать на жизнь, по этому из филармонии он ушёл в ресторан, платят больше.
Его пальцы порхали над клавишами и я начала петь. Все присутствующие повернули головы в мою сторону, я знала, им нравится мой голос. Несколько песен о любви, перерыв. Выпила кофе с коньяком, связки немного болели от напряжения, нужно было их расслабить.
Я вышла в зал, спела песню Уитни Хьюстон, затем я заметила его и мой голос дрогнул.
Влад сидел за одним из дальних от меня столиков с какой то девушкой. « Может сестра, родственница» - думала я , но нет. Она придвинулась к нему вплотную и впилась поцелуем. Сестёр так не целуют.
Я знала, что сказка не продлится долго, но почему же так больно?
- Валер, сыграй «Боль» Агилеры. – попросила я пианиста. Парень кивнул и по залу разлилась мелодия, а затем мой голос.
Как будто словно вчера, я увидела твое лицо
Ты сказал мне, как ты горд, но я ушла прочь
Если бы я только знала, что знаю сегодня
Я бы тебя обняла
Я бы прогнала всю боль(перевод из интернета)
Да, текст немного не соответствует чувствам, но остальное я компенсировала голосом, в эту песню я вкладывала душу.
Я закончила и подняла глаза. Влад смотрел на меня, как будто почувствовал, что песня для него. Я молча ушла. По программе должна быть ещё как минимум одна песня, но подошедшему Алексею я сказала, что мне плохо. Переоделась и побрела домой. Метро ещё работает.
Дома Лидия Ивановна обеспокоилась моим состоянием, я отмахнулась, просто устала. Приходил Влад, я не открыла и бабушке запретила. Мне нужно поспать. Егорка давно уже сопел в своей кроватке, а я, как ни хотелось, уснуть не могла.
Возможно мне стоило уступить раньше, найти момент для близости? И сама же разозлилась на свои мысли. Я себя не на помойке нашла! Но я оказалась хуже тех девушек, что окружают его. Потекли слезы, уносящие с собой всю горечь, я успокоилась и уснула.
***
На работу я шла, как га каторгу, ведь там будет он. Мне было страшно, что Влад рассмеётся мне в лицо со словами : « А что ты хотела? Придумала себе сказку? Я мужчина, у меня есть потребности, а желающие их удовлетворить найдутся и без тебя.»
Я знала, что наши отношения не будут длиться вечно, умом я понимала, что, сказав это он будет прав, но на душе больно.
В приемной меня ждал мой начальник. Увидел меня, встал и молча заключил в крепкие объятия.
- Дурочка ты моя, что ты уже себе надумала? Я бы не променял тебя ни на одну из этих шлюх.
Влад рассказал как в тот вечер он встречался с одним из партнёров, чтобы уточнить некоторые пункты договора. Когда все формальности были соблюдены, партнёр откланялся, а спустя минуту на его место уселась Милена, та самая наглая девица, что чуть было не сорвала ему деловую встречу.
Что-то там говорила о том, что любит, забыть не может, затем порывисто поцеловала его. Он не оттолкнул сразу, ведь девушка вцепилась в него клещом. Затем Милена отстранилась и сказала:
- Ей сейчас больно, Влад, так же, как и мне было больно тогда. Надеюсь, она тебя бросит. – встала и, с довольным видом ушла, постукивая каблуками.
Тогда он услышал меня, мою песню, мой крик души и был ошеломлён. Вышел из оцепенения, когда я уже развернулась и ушла. Да, теперь он узнал меня даже в маске.
Охрана не пустила его за мной, парни знают свое дело.
- Дурочка ты моя, говорил он поглаживая мои волосы, спину, я, ведь, люблю тебя, мне никто не нужен. – сказать, что я была в шоке – это ничего не сказать! Любит? Меня? Разве такое возможно? Счастье разливалось внутри ярким фонтаном, я ведь тоже его люблю. Циничного, невыносимого, но уже родного.