Пакстон выпрямляется на кровати.
— Ты знаешь?
— Он заставил меня пообещать никому не рассказывать. Он думает, что защищает тебя и твою маму, позволяя этому продолжаться. Я умоляла его позволить мне помочь, но он непреклонен в том, что сможет это принять, — но я не знаю, как долго он сможет. Каждый раз, когда он выходит из кабинета отца с новыми отметинами на спине, я вижу, как в его глазах смещается тьма. Это начинает его менять. Следующие три слова, которые слетят с его уст, будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я не уверена, что наступит ночь, когда я не засну, слушая их эхо в своей голове.
— Но я не могу, — говорит он так тихо, что я едва его слышу. — Я больше не могу этого терпеть.
Моя кровь подобна льду в моих венах, и мое сердце разбивается из-за лучшего друга.
— Пакс… — я хрипло произношу его имя и замолкаю, не зная, что еще сказать. Мне жаль, кажется, этого недостаточно.
Ноги Пакса вытянуты перед ним, а голова свисает. Он отрывает свою руку от моей и кладет ее себе на колени.
— Я знаю, что Рафферти позволяет нашему отцу причинять ему боль, потому что он думает, что если он это сделает, папа будет держаться от меня подальше. Долгое время это работало, пока однажды ночью это не сработало.
— Он… — я сглатываю эмоции, застрявшие у меня в горле. Я не хочу плакать. Не сейчас, когда Пэкстону нужно, чтобы я была для него сильной. Когда я остаюсь одна, я плачу о своем лучшем друге, а до тех пор Пакс — моя забота. — Он тоже использует свой ремень против тебя?
Мой желудок превращается в камень, когда он качает головой.
— Нет. Уже нет.
— Что…
Остальная часть моего вопроса замолкает, когда Пакс поворачивается на кровати и поднимает рубашку, обнажая спину. На его плечах и лопатках разбросаны следы укусов. Все, кроме одного из них, исцелены. Новое на его плече все еще покрыто свежей кровью. Это произошло недавно, и теперь я думаю, что это стало катализатором того, почему он появился сегодня вечером у нашей двери.
— Боже мой.
Не раздумывая, я протягиваю руку, чтобы коснуться одного из бледных шрамов, но останавливаюсь, когда понимаю, что делаю. Опуская руки на колени, я сжимаю их так сильно, что ногти впиваются в ладони.
Стянув рубашку, он разворачивается и снова прислоняется спиной к изголовью кровати. Он не может смотреть на меня, когда говорит.
— Я так старался, Пози, вынести это, как Рафферти. Я тоже хочу быть сильным ради мамы, но больше не могу. Я не хочу причинять ей боль. Клянусь, нет, — вся кровать трясется, когда он задыхается от рыданий. — Мне нужна помощь. Я не могу… я больше не могу позволить ему заманить меня в ловушку в своем кабинете или зайти в мою комнату.
— Он заходит в твою комнату?
Это щелкает. Источником его кошмаров является настоящий монстр под его кроватью. Только этот монстр носит лицо своего отца. Боль, которая жила в его глазах, говорила мне об этом все это время. Как я могла это пропустить?
Он вытирает лицо, и слезы падают.
— Сначала он этого не делал, но потом начал часто там появляться. Я пытался сказать ему уйти, но ему это не понравилось. Если бы я что-нибудь сказал, ему было бы еще хуже, поэтому я просто промолчал и позволил ему… — рыдания, сорвавшиеся с его губ, подобны тысяче болезненных порезов от бумаги в моей душе.
Мне приходится сделать несколько успокаивающих вдохов, прежде чем я смогу говорить.
— Пакс, он… — я замолкаю, не в силах произнести настоящие слова.
После торжественного кивка Пакса у меня на глаза навернулись слезы, а желудок скрутило от тошноты. Как мог отец сделать такое со своим ребенком?
Держа голову руками, его плечи дрожат, когда он плачет.
— Я никогда не хотел, чтобы он был там, но он никогда меня не слушал. Он смеялся надо мной.
— Я знаю, Пакс, — достигнув его, я положила руку ему на плечо. Если он оттолкнет меня, я позволю ему, но мне нужно дать ему понять, что я здесь ради него. В ту секунду, когда я прикасаюсь к нему, он поворачивается ко мне и обнимает меня. Он зарывается головой мне в плечо и плачет. — Он никогда не должен был быть там, и ты не виноват, что он там был.
Я не знаю, понимает ли он еще, что я говорю, но тем не менее мне нужно ему это сказать. Я буду повторять это снова и снова, пока у меня не кончится воздух, если понадобится, просто чтобы он знал, что ни в чем из этого нет его вины. Это отвратительное чудовище Адриана.