Отпустив мой большой палец, она целует подушечку и говорит:
— Может быть, я все-таки смогу научиться любить скотч, — затем на ее лице расплывается злая ухмылка, и она снова прижимается ко мне. — Жаль, что сегодня я просто твоя сука, потому что такое ощущение, что тебе действительно могла бы пригодиться шлюха.
Она имеет в виду ранее, когда я сказал ей, что сегодняшний вечер будет ужасной частью ее наказания.
— Ты та, кем мне нужно, чтобы ты была, когда бы я ни захотел, чтобы ты была этим, — поправляю я.
Пальцы впиваются в ткань на моих плечах, Пози наклоняет голову.
— Скажи мне, Рафферти, что ты ненавидишь больше? Я или тот факт, что твое тело все еще жаждет меня?
Протянув руку между нами, она обхватывает меня сквозь брюки. Мои руки сжимают ее бедра в наказывающей хватке, а я шипю и выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Ненавижу, что она все еще может догадываться, что я чувствую и какие у меня внутренние проблемы.
Она не ждет ответа, потому что ей это не нужно. Она знает, что я ненавижу ее еще больше. Я ненавижу то, что она сделала, ненавижу то, что она считала меня тем, кого нужно защищать, и, самое главное, ненавижу то, что она заставила меня ненавидеть ее. Держась за меня, чтобы сохранить равновесие, она грациозно слезает с моих колен. Не дожидаясь разрешения, она поворачивается и направляется в гримерку.
Глава 19
Раффрети
Сегодня вечером я сказал два слова, которые никогда не говорил с тех пор, как начал играть в покер.
Я выхожу.
Бросив то, что могло бы стать выигрышной рукой, на бархатный стол, я встал со своего места и ушел. Этот шаг стоил мне больше денег, чем большинство американцев зарабатывают за год, но выражение лица Пози, когда я останавливаю дверь, которую она пытается захлопнуть, оправдывает каждую потерянную копейку.
Она понятия не имела, что я все это время был так близко к ней по пятам. Зачем ей это? Я сделал что-то настолько необычное, проиграв игру, что даже сам удивился. Последнее, чего она ожидала от меня, — это последовать за ней обратно в гримерку, когда у меня есть имидж, который я должен поддерживать перед своими покровителями.
Никогда я не проводил в этой комнате столько времени, как сегодня вечером. Черт, теперь, когда я думаю об этом, я не уверен, что когда-либо заходил сюда раньше, и теперь я распахиваю дверь, за которую Пози держится изо всех сил, чтобы я мог пробиться внутрь.
Легко вырвав дверь из-под ее контроля, я вхожу в комнату, и она пятится от меня. Судя по выражению ее лица, она, кажется, скорее раздражена, чем напугана тем, что я запираю ее вместе с собой в этой комнате. Возможно, это потому, что она еще не совсем поняла, что именно это я планирую с ней сделать. Я запру ее здесь, пока не буду сыт.
— Почему ты сбежала? — спрашиваю я ее, закрывая и запирая за собой дверь. — Я еще не закончил с тобой.
Ее подбородок поднимается, а руки скрещиваются перед собой, как будто создавая барьер между нами.
— Я закончила с тобой.
— Это так?
Ее ответ — немедленный.
— Да.
Как будто мы танцуем, я повторяю каждое ее движение. На каждый ее шаг назад я делаю шаг вперед. Любое пространство, которое она создает между нами, я забираю обратно. Как хорошо отрепетированная хореография, мы делаем это до тех пор, пока ее спина не коснется штукатурки дальней стены.
Теперь идти некуда, я сжимаю ладони по обе стороны ее головы и запираю ее. Ища способ сбежать, ее медовые глаза бегают вокруг меня, но мы оба знаем, что в таком тесном пространстве меня не обойти. Я бы оттащил ее назад за волосы, прежде чем она успела бы подняться на два фута.
Язык Пози увлажняет ее нижнюю губу, и ее грудь вздымается от учащенного дыхания, когда она поднимает голову, чтобы смотреть на меня, а не на мою грудь.
— Чего ты хочешь, Рафферти?
— Я хочу, чтобы ты закончила то, что начала.
Ее глаза скользят вниз туда, где мой член напрягается в брюках.
— Позаботься об этом сам, или, что еще лучше, я уверена, что есть кто-то, кто будет более чем готов прикончить тебя. Я даже готова поспорить, что они будут драться за то, кто упадет перед тобой на колени. Это будет самым ярким событием года — отсосать у великого и могущественного Рафферти Блэквелла — извините, теперь это Уайльд, верно?