Мне было жаль ее. Мне хотелось спасти ее. От самой себя. Она рушила свою жизнь и тонула в грехах. Она была хрупкой, как любая бабочка из ее альбома, и она барахталась в своей банке. И я хотел вытащить ее оттуда.
Я не думал, что она полюбит меня. Что она сможет. Я не думал, что она вообще может что-то чувствовать. Я не думал, что она ответит мне взаимностью, потому что я — это я, а она — это она. Как в старшей школе — самая красивая девочка даже не взглянет на тебя, если ты никто. Не ее уровня.
В обычной жизни она действительно была птицей не моего полета. Она смотрела на меня свысока и считала себя лучше всех. Лучше меня. Иногда она рассказывала о себе такие развратные, низкие вещи, будто специально, чтобы поиздеваться, что мне хотелось заткнуть уши руками и закричать. И схватить ее за шею и начать душить, чтобы вытрясти из нее все эти зловонные нечистоты. А она смеялась надо мной, вульгарно открыв рот.
Под ее извращенным углом мир приобретал грязные краски, потому что у нее была своя ночная жизнь, о которой она забывала. У нее была другая жизнь, и она притворялась, что ее не существует. Я кричал ей, что она шлюха, когда она уходила на свою гадкую работенку. Я не знал, что она там делала. Она не говорила. Она только говорила, что она просто официантка. Можно было даже не надевать каблуки — она ходила там в кроссовках. И с голым задом. В такие моменты мне казалось, что это она никто. Она изображала элитную проститутку, но на самом деле она была бесстыдной уличной девкой.
Я не хотел ее убивать, но иногда мне хотелось увидеть, как она будет выглядеть мертвой. Как она будет остывать и бледнеть. В ее остекленевших глазах навсегда отразился бы я. Последнее, что она увидела бы, — это я. Я не желал ей смерти, но я хотел забрать ее душу себе. Забальзамировать в своей памяти, сохранить в альбом.
Иногда, когда я готовил, когда у меня в руке был нож, я представлял, как могу наброситься на нее. Она даже подумать не могла, что постоянно была на волоске от смерти. Она не знала, что ходила по тонкому льду.
Я просто хотел спасти ее, избавить от боли. Это было так просто. Иногда я наблюдал, как она спит — она вырубалась, наглотавшись всего, что у нее было. Я целовал ее губы в кодеине, пока она спала. Я смотрел на нее и представлял, как холодное лезвие коснется ее горячей кожи. Кровь останется на волосах. Она тоже этого хотела — умереть. Она просила — взять у нее жизнь. Она невольно делала это каждый день.
Из-за нее я думал о том, о чем никогда не думал. Она превращала меня в того, кем я не являюсь. Она делала из меня монстра. Она проникла в мои вены и отравила меня, как ядовитая бабочка.
Однажды я так сильно ударил ее, оставил такую большую ссадину на лице, что она не смогла пойти на работу. На свою мерзкую работу. Я не хотел этого, но она просто никак не могла успокоиться. Она впала в истерику, в настоящее буйство, бросала посуду и, крича оскорбительные слова, размахивала ножом. Это было только однажды.
Я представлял, что буду делать, если ее не станет. Я представлял, как буду рыдать над ее бездыханным телом на ее похоронах. Все будут сочувствовать мне, но это я сделал ее мертвой при жизни. Я надеялся, что мы встретимся с ней в аду. И проведем вместе вечность.
Я все понял только потом. Когда было уже поздно. Когда она настолько отдалилась от меня, что я уже не смог бы помочь ей. Она сказала, что ее изнасиловали в пятнадцать. Она не собиралась рассказывать — она просто крикнула сгоряча, когда я в очередной раз спросил, почему она такая тварь. Почему она ненавидит себя и всех людей. Самое ужасающее, что это был ее знакомый из школы. И она крикнула, что она найдет его. Не сказала, зачем. Но тогда я понял, что между нами непреодолимая стена. И то, что у нее есть я, ей никак не поможет. Может, она и любила меня. Но ей это было не нужно.
========== 3 ==========
— Как и ожидалось, в проливе ничего не было обнаружено. — Намджун с неудовольствием кинул перед всеми папку. — Официальное заключение. Мне уже звонили сверху. Возможно, отделу сделают выговор за растрату средств и превышение полномочий. Ждите вызова на ковер по возвращении в столицу.
Им выделили крошечный кабинет в здании полиции, и на всех не хватало даже стульев, поэтому Намджун и Хосок стояли. Хотя стулья обещали принести, их все еще не было. Хосок, сев прямо на стол, сказал:
— Я все меньше доверяю работе местной полиции. Такое чувство, что они вообще не хотят возиться с возобновлением старого дела. Ведь проще оставить его нераскрытым, чем направить в суд.
— А что мы можем сделать? Не полезем же мы сами в воду искать тела, — сказала Дженни. — К тому же, я с самого начала говорила, что это слишком просто. У преступника сложный психотип. Он не будет действовать настолько предсказуемо, и мы так просто его не поймаем.
— Женщина без сообщника могла избавиться от тела только одним самым простым способом, — вставила Джису, и все посмотрели на нее, — по частям. В таком случае, мы никогда не найдем их.
— Фу, ты правда считаешь, что это самое простое? — поморщилась Дженни, которая как раз решила приступить к своему круассану на завтрак. Джису такие темы не смущали, и она, как ни в чем не бывало, ела замороженный йогурт.
— Тогда где эти части? — сказал Намджун. — Только не говори, что она выбросила их на помойку. Рано или поздно их бы обнаружили.
— Да, пожалуйста, не предлагай нам сортировать мусор, — хохотнул Хосок. — Преступница ничем не выделяется среди обычных людей. Тела могут быть просто закопаны у нее на заднем дворе.
— Давайте не исключать вероятность, — вставила Дженни, — что жертвы могут быть все еще живы, и находятся в плену. И тел нет именно поэтому.
— Хорошо, — сказал Намджун и уперся руками о стол, стоя, — давайте на время забудем лекции по уголовному праву и теорию вероятности. Дженни, что тебе подсказывает интуиция? Ты правда веришь, что все они живы?
Дженни, подумав, сказала:
— Последняя жертва все еще может быть жива. И через нее мы должны выйти на преступницу. Иначе она продолжит свое дело, потому что это уже серия.
— Может, проще выйти через первую жертву? — сказал Хосок. Открылась дверь — один из сотрудников занес два стула, поклонился и вышел. Теперь все могли устроиться с удобством. — Тогда она еще была неопытная. Наверное, допустила кучу ошибок, особенно, если не планировала преступление, как это часто и бывает.
— Ты основываешься на статистике по преступникам-мужчинам, но женщины поступают по-другому, — не согласилась Дженни.
— Дженни, Джису, еще раз изучите дело последней жертвы, — распорядился Намджун, — а мы с Хосоком возьмем первую.
Позвонил Юнги, и, когда его поставили на громкую связь, он сказал:
— Я кое-что нарыл. Похоже, первая жертва не такая уж идеальная, как нашим дамам показалось с первого взгляда. — Дженни и Джису недовольно переглянулись, не готовые принять поражение, а Хосок усмехнулся. Юнги продолжил: — Я достал его медкарту. Психиатр выписывал ему нейролептики и антидепрессанты. Чего там только ни написано. Биполярное расстройство, шизоидное расстройство личности, панические атаки, сомнамбулизм… В общем, тот еще тип. Я даже не запомнил все слова.
— Ух ты, — воскликнул Хосок, — а за это уже можно зацепиться.
— Но у врача он показывался редко. Приходил только за рецептом. Его аптечкой можно свалить лошадь, так что нельзя исключать, что с ним произошел несчастный случай, — сказал Юнги. — Вообще-то, все это рушит вашу доказательную базу. Он больше не вписывается в наш профиль. А если его смерть — случайность, то нет состава преступления.