Потом она накрыла его пледом, папино пианино. А когда чуть подросла – настояла, чтобы его отдали. Чтобы духу его в доме не было. Никакой музыки, теперь она будет заниматься боксом.
А во сне она до сих пор видит, как они играют с отцом, ей весело и страшно, и предчувствие беды надвигается все ближе, и вот уже он уходит за дверь, а она одна в лесу, там темно, а в кустах тихо рычит какой-то страшный зверь. Она хочет убежать, но пианино защемило ей руку крышкой, и держит, держит, и Марго с криком просыпается.
– Нет, не играю, – ответила она твердо, немного побледнев.
– А меня бабушка заставляла, – с улыбкой заметил Игорь.
– Та самая, с которой ты топил печку?
– Да. Запомнила?
Марго смущенно улыбнулась, и он легко коснулся губами ее руки.
– К черту этикет, – вдруг сказал он, и подцепил кусок эклера из ее тарелки. – Вкусно! Хочешь попробовать мой штрудель? Открой ротик.
Она снова послушалась, и Игорь аккуратно положил ложечку ей на язык.
– Кто твоя бабушка? – спросила Марго, которой стало неловко.
– О, известная была в свое время балерина. Венгерско-польских кровей, из рода очень знаменитых танцовщиков. Ее тетка танцевала у Дягилева, представляешь?
Он рассказывал о бабушкиной родне, пока Марго без аппетита тыкала вилкой в ненавистный эклер. Чертов десерт. Историю своей родни она знала только в общих чертах. Прабабушка и прадед по материнской линии были из Томска, города студентов. Работали на заводе, ничем особенно не выделяясь, а вот дочка их, Маша, Мария Федоровна, неожиданно воспылала любовью к математике. Поступила на мехмат местного университета, очень хорошего, надо сказать, и встретила Василия – москвича, который, будучи выгнан из МГУ за разгильдяйство, решил хлебнуть сибирской романтики. По окончании учебы дед, уже вполне остепенившийся, вернулся в Москву с бабушкой. Мария Федоровна в столице прижилась, сделала карьеру ученого, стала заведующей кафедрой. Истории остальных родственников были более чем банальными. Марго решила больше слушать и меньше говорить, чтобы, по известной поговорке, сойти за умную.
Наконец, с десертом было покончено, за ужин заплачено, а рука Марго, потянувшаяся к кошельку – отведена твердым взглядом Игоря. Они вышли на Тверскую, встретившую их холодными огнями и ледяным ветром, таким неожиданным после теплого весеннего денька. Марго съежилась в своем плащике. К счастью, до машины Игоря было недалеко.
– Хочу показать тебе старые семейные альбомы. Как ты к этому относишься? – спросил он, галантно открывая перед ней черную дверцу мерседеса. Внутри ее ждали стылые кожаные сиденья. Марго зябко поежилась. Игорь снял пиджак, и расстелил на кресле. Она одарила его благодарным взглядом и опустилась на теплую, приятно пахнущую дорогим парфюмом, ткань.
– С удовольствием, – ответила Марго, внутренне замирая. Сегодня она готова ко всему, не то, что в Питере.
У Игоря ее встретила огромная квартира с высокими многоуровневыми потолками, невероятной красоты полом и роскошным интерьером. Но прежде, чем Марго успела восхититься всем этим великолепием, на нее набросился черный пес, который чуть не сбил с ног. При этом он так неистово вилял хвостом, что она начала опасаться за целостность его сочленения с упитанным тельцем.
– Лаки, нельзя, – попытался прикрикнуть Игорь, но пес уже залез мордой под юбку Марго, нагло осуществляя то, что стеснялся сделать хозяин, а будучи выдворен, облизал ей руки по локоть. Потом с громким цоканьем унесся куда-то по коридору и мгновенно явился вновь с заслюнявленным плюшевым медведем, которым, по его мнению, должна была немедленно поиграть гостья.
– Лаки, фу! Успокойся, собакин.
Игорь оттащил пса, возбужденного встречей с незнакомым человеком дамского рода, и дал команду «сидеть».
– Прости, забыл предупредить. Это Лаки, мой пес.
– Какая это порода? – спросила Марго, постепенно приходя в себя после такой радушной встречи.
– Это не порода, это диагноз. Лабрадор.
Пес тем временем заскользил по паркету, съехал на брюхо, перевернулся на спину и засучил в воздухе лапами.