Ким больше не слушал отца, хотя запомнил каждое его слово о том, что нельзя терять ни минуты. Ведь после стольких лет простоя сначала надо найти себя истинного, а потом зажить своей истинной жизнью, исполнив предназначение.
Ким нашел Алину на террасе, где она прибирала после второго завтрака за многочисленными родственниками Лерены, так звали китаянку, которая выбрала себе это имя, чтоб любимый и другие иностранцы не ломали себе язык.
– Вы не приезжали целых три года, – сказала Алина вместо привествия.
– Будто ты меня ждала, – сам себе ответил Ким и тоже не поздоровался.
– Вы стали другим. Возмужали, – молодая женщина улыбнулась, и глаза ее загорелись.
Ким внутренним взором оценил себя ее глазами. Да, он действительно стал иным после свадьбы с Марией. Правда, это не проявилось во внешности, по-прежнему отвратительной и отталкивающей, как у мутанта-слизняка. Даже не поменялся его почти женский голос. Но внутри он стал мужчиной: сильным, умным, где-то хитрым, как прапрабабка Мария, расчетливым как прапрапрадед Бабоса, который не помнил родства, но верил в семью, как в Бога, и честным, как Ким Бабоса – человек-улитка и точка.
Вся семья китайцев и Хосе отправились на огромной недавно купленной яхте в море на целый день, Ким остался дома, попросив отца отдельно без всех свозить его на рыбалку. Хосе согласился с удовольствием. А Ким ждал, когда придет Алина. Придет сама. И она пришла.
– Алина, ты похожа на Снегурочку, – сказал Ким и закрыл ей глаза, чтоб она не видела его уродства. А потом стал целовать так, как научили его Наташи, как он сам умел от природы, как он понял женщин, которые хотели, чтоб их любили и удовлетворяли. И если у отца обнаружился талант понимать лошадей, то же самое, но в отношении женщин, мог утверждать Ким.
Он любил и целовал ее всю ночь. Всю ночь не включал света. Но она все равно открывала глаза, чтоб целовать его глаза, а предательское солнце на рассвете пролазило через плотные, но наспех запахнутые шторы.
– Я не знала тебя, – говорила Алина приглушенно, голосом, полным страсти и опьянения от любви.
Ким сам не знал себя таким, но чем больше любил эту женщину, тем больше силы в него входило. Он чувствовал, как каменеет, становится монументальным, стальным и полноценным.
По утру Алина ушла молча, не зная слов, чтоб выразить то ли любовь, то ли благодарность этому человеку, похожему на слизняка. Отчаяние испарилось из ее образа. Вернулись надежды на будущее.
Ким думал о другом. Проснувшаяся сила заставила его прагматично заглянуть в будущее, о котором не умолкал отец.
Лодка вернулась ко второму завтраку. Никто никуда не торопился, гости выспались, позавтракали, китайская часть отправилась за покупками, пока Хосе с Кимом и экипажем вновь отправились в море, захватив удочки. Тело Кима было не приспособлено для спорта, хотя с годами он окреп. Поэтому рыбалка подходила ему идеально. Он любил рыбачить, особенно оставаясь наедине с собой, что случалось редко.
Они уселись с удочками в задней части яхты. Заказали легкий ужин. Хосе попросил команду не беспокоить их и завел самый страшный разговор о разделе имущества, так как философские беседы уже были проведены.
– Денег всем хватит, – как успокоительное повторял Хосе Бабоса, объясняя, что будет логичнее и правильнее, если семье в лице Кима отойдет все испанское имущество, не считая, естественно, приобретенного семьей благодаря браку с Марией и свиному бизнесу. А ему и его новой семье отойдет все китайское.
Ким, который знал всю подноготную семьи Бабоса, держал в уме цифры, сводки, разбирался во всех проектах, в том числе китайских планах. Знал, что новые фабрики строятся на кредитах, взятых под старые испанские. Еще даже не упав на все прилавки, ноу-хау в питании стали давать прибыль, росшую в геометрической прогрессии. Таким макаром легко было подсадить на субстраты не только Китай, но и весь мир. Имелся невероятный потенциал в подкормке для человека, вечно спешащего жить и развлекаться, не имеющего времени на готовку, но желающего получать полноценный рацион витаминов, минералов и незаменимых аминоклислот, про которые вещали «свои» врачи и диетологи. Ставка делалась на лень и доверчивость. Продукт века был идеально подготовлен и упакован, родился в нужное время, соответствовал эпохе.