Детство Кима закончилось в тот вечер. Он не спал всю ночь, раздумывая только о том, что бы такого предложить Алине, чтоб та согласилась быть с ним, женатым или свободным.
Наутро сам не свой он встал пораньше и отправился на кухню, где Алина уже готовила завтрак его семье, и предложил ей работу у него в ресторане. Снегурочка отказалась. У моря платили лучше, здесь туризм существовал целый год, спрос на персонал был всегда.
Ким предложил ей зарплату втрое больше, чем платила его семья за блины и пирожки. Алина покраснела и отказалась.
Ким тоже покраснел, понимая, что переборщил с предложением, похожим на покупку в рабство. С «русскими Наташами» договаривался отец, он знал прайсы, мотивы, умел повернуть разговор в нужное русло, чтоб заинтересовать вторую сторону.
Но здесь был другой случай. Алина не продавала себя, а продавала услуги хорошей домохозяйки на восемь часов в сутках.
И к счастью или к несчастью, в тот момент молодому Киму и в голову не пришло признаться ей в любви и предложить руку и сердце. Он желал этого, но не знал, что так нужно проявлять любовь. Ким никогда не видел, чтоб отец выражал любовь к матери, говорил ей что-то, ласкал, предлагал. Подарки и те мама покупала себе сама: дорогостоящие, жутко затратные для бюджета семьи, даже богатой семьи. Мать любила «вещицы», как она их называла, и хвалилась перед людьми и семьей, в честь чего ей подарил их Хосе. Но Хосе лишь раздавал согласия на подписанные чеки и бровью не вел, глядя на суммы. Это являлось проявлением его любви.
К концу отпуска назначили последний званый ужин, пригласив 200 человек, из которых Ким знал только отца, мать и дядьев. Он должен был сделать предложение Марии. Она по этому случаю оделась в красивое платье: жакетка скрывала надорванное плечо, макияж слегка подправил дело с искривленным лицом.
Алина тоже мелькала среди обслуги. Ким не смотрел в сторону невесты, правда, старался не смотреть и в сторону Алины, но не мог оторваться от ее фигуры, сквозящей среди незнакомцев. Мать, все понимающая с полувзгляда, прощала сыну расстройство чувств, зная, что скоро их жизнь изменится и все встанет на свои места.
После объявления о помолвке за столом заговорили об открытии фабрики улиток и ресторана здесь у моря и крупной свиной бойни внутри страны.
– Четыре тысячи свиней в сутки! В сутки! – кричал Гонсалес-отец, нацеловывая тонкие руки дочери и осторожно беря за плечи будущего зятя.
Ему то и дело вторила жена из семьи Рибейра, занимавшейся свиньями столетиями – со времен, еще когда Ииусус ходил по пустыням, где только зарождались виноградники, а с ними и улитки.
Вечер был незабываемым, все фотографировались с обрученными. На каждой фотографии сверкал гигантский бриллиант на окольцованном пальчике Марии.
После окончания вечера Ким нашел Алину и оставил ей свою визитку. На этот раз не предлагал ни денег, ни интимных отношений за деньги. Просто улыбнулся и поцеловал руку, просил звонить.
Свадьбу назначили на октябрь – месяц перед оживленным для ресторанного бизнеса сезоном Рождества, когда народ обычно валил в три раза больше, будто именно Иисус велел есть улиток и мясо на свой день рождения.
Поначалу хотели устроить скромную свадьбу в связи с известными обстоятельствами, но семья Рибейра-Гонсалес настояла на свадьбе дорогой и пышной. Мария являлась уродиной или, как говорили, выродком, скопившим все физические недостатки рода, но не души. И именно за душу ей хотели воздать материальными благами, вниманием и любовью.
Самая большая церковь региона принимала самую большую свадьбу века. Гостей было столько, что все ближайшие отели в районе 50 километров были заняты. Прессу не приглашали, но люди любопытные до чужого счастья, собственно, как и до горя, толпились у гигантского прохода, как у ковровой дорожки, где проходят знаменитости, пытаясь сфотографировать счастливых невесту и жениха. И были совершенно обескуражены видом молодоженов. Марию было плохо видно за фатой, но Ким, разодетый в дорогостоящий костюм, сшитый по его нестандартному телу, привлекал внимание. Многие, понимая что происходит, по-доброму улыбались шику и блеску свадьбы двух уродов. Кто-то фыркал и возмущался клоунаде с двумя образинами в главных ролях.
Только Ким и Мария были счастливы. Мария – потому что до последнего не верила, что этот парень, тоже урод снаружи, но вроде неплохой человек внутри, захочет жить с ней и любить ее. Ким точно не мог описать своих чувств к жене, но в ее присутствии чувствовал себя спокойно. Она не довлела, как мать и отец, не желала от него чего-то, как другие родственники или персонал, не чуралась его, как чужаки. Она была своя.