Бежан задумался.
— То-то и оно, — протянул он. — У нас есть предварительные показания — дай-ка подсчитать! — семи человек, из которых никто не был свидетелем позорных выходок покойной. Все либо пересказывают сплетни, либо подтверждают им лично известную порядочность Борковской.
Может быть, отец её прав — кто-то ей гадил по всем статьям?
— А она не сдалась, поэтому её убрали? — оживился Роберт.
— Не исключено. Но возникает вопрос, зачем её убили. Чего преступник ждал от своей очернительской кампании и что у него не получилось?
— Погоди" а брат? Насчёт того, что это не она?
— Скорее всего, он сильнее любил сестру, чем кажется, и теперь не хочет верить очевидному.
Он врач, хирург, мне уже звонили — правда, не он сам, а медсестра из клиники, — чтобы перенести опознание па завтра, потому что у пана доктора четыре экстренные операции подряд из-за автокатастрофы, а ещё две плановые. Он умоляет, чтобы на опознание пришёл он, а не родители, очень за мать боится.
— Хорошо, пусть завтра приходит. Труп ведь не убежит?
— Завтра даже лучше. Успеют навести ей косметику. За кого бы нам сейчас взяться? А, за подругу!
Подругу застали на работе, она как раз показывала Старо Место иностранцам — окончив факультет истории искусств, трудилась гидом.
Заменить её было некому, и, страшно взволнованная, женщина пообещала, что по возможности сократит поход пилигримов по историческим местам. Избавившись от группы примерно через час, она села в машину Бежана, который вместе с Гурским ждал её у вала Старого города.
— Баська?.. — в ужасе вскрикнула она. — Но ведь это невозможно! Я не хочу!! Я не согласна!!!
Сообразив, что подруга покойной с места в карьер впала в шоковое состояние, следователи доставили её в дежурную клинику, где с ней запретили разговаривать по меньшей мере ближайшие четыре часа. Следствие хромало и ковыляло.
Бежан придумал отправиться в очередное издательство, «Юрисконсульт», рассчитывая, что коллеги Борковской вряд ли попадают в обморок, разве что опечалятся, но это поддаётся контролю.
Коллеги покойной сообщили Бежану то же самое, что и Анна Парлицкая, а именно, что Барбара Борковская — прекрасный специалист в области права, очень ответственный человек, пунктуальный и солидный, ни разу не задерживала материал, никогда не подводила журнал. Ну да, какие-то там сплетни на тему её алкоголизма ходили, но работать ей это не мешало, поэтому кому какое дело, напивается она или нет. В пьяном виде она статей не писала, а если и писала, то смыслу и стилю это не мешало. Если бы все алкоголики так писали, проше пане, то мы бы с наслаждением брали на работу одних только алкоголиков. Она никого не соблазняла, не спала с коллегами, никого нецензурной бранью не поливала, хотя, вообще-то, словарный запас по этой части у неё был неплох. Всякому журналисту знание родного языка весьма полезно.
— Я, должно быть, недоразвитый, но по-прежнему не вижу ничего, кроме дикого хаоса! — в отчаянии воскликнул Роберт Гурский. — Может, я ещё глупее, чем кажусь, но, по-моему, шансов найти убийцу, не разобравшись сначала во всей этой каше, никаких.
— Ты совсем не такой дурак, как кажешься, — рассеянно утешил его Бежан. — У меня весьма похожее представление об этом деле. Человек живёт в доме. Покажи мне твою квартиру, и я скажу тебе, кто ты. Давай-ка начнём с истоков. Эта подружка покойной, как её… Агата Млыняк, может и подождать. Пусть сначала придёт в себя. Возьмём бригаду, и айда на квартиру.
Сказано — сделано.
Я вернулась домой после недельного отсутствия. Мне надо было отдохнуть, заново зарядиться энергией и приспособиться к жизни. Уже на третий день отпуска силы ко мне вернулись, и остальные четыре дня я посвятила отдыху про запас. После чего покатила домой. Приехала я уже на закате, когда только-только начало смеркаться.
Я выволокла сумку из машины, въехала на лифте на четвёртый этаж и сунула ключ в замок.
В нижний, под ручкой, потому что всегда привыкла открывать квартиру именно так после долгого отсутствия.
Ключ не поворачивался.
Я удивилась, но как-то вяло, потому что уезжала в спешке и могла что-нибудь проглядеть.
Сунув ключ в верхний замок, я убедилась, что он тоже не открывается. Ничего не понимая и не думая ни о чем плохом, я повернула ручку. Дверь оказалась открыта, а за ней я увидела чужих мужиков.
Минимум трое или четверо грабили мою квартиру. В прихожей валялась вся моя обувь, выпотрошенная из шкафчика, из кухни выглядывало чужое рыло, а сбоку от двери маячил откляченный зад копающегося в комоде домушника.