неизбежных последствий такого положения стало появление независимых религиозных сект в масштабах, которые не имели себе равных начиная с XVII века. Конгрегации, возглавлявшиеся священниками-шарлатанами наподобие Принса, заявляли о своей самостоятельности. Возникла целая новая порода проповедников и пасторов, вооружившихся радикальными доктринами и поддержкой влиятельных лиц и готовых удовлетворить все духовные потребности, которые игнорировала традиционная церковь. Мог ли обычный англиканский пастор потягаться с экзотическим обаянием Принса? И могла ли традиционная церковь убедительно опровергнуть учение Принса, в общем-то не так уж и отличавшееся от того откровения, на котором она сама была основана? Если Иисус Христос был Богом, то почему бы и Принсу не обладать божественностью? Если Иисус был уникален, то и Принс - единственный в своем роде. И если апостол Петр мог основать церковь, почему бы этого не сделать "Возлюбленному"? Проблемы достоверности откровения и авторитета так же стары, как сама религия. Когда речь идет об откровении, формы, в которых оно выражается, неизбежно искажают его суть. Появляются различные интерпретаторы, которые истолковывают сущность учения и спорят о нем. К тому же процесс осложняется расколами между корпоратистами, наподобие епископа Бата и Уэлса, которые требуют подчинения установленной власти, и харизматическими личностями вроде Принса, провозглашающими правомочность собственного откровения и на все возражения имеющими дежурный ответ: дескать, Иисус тоже подвергался преследованиям. Эти разногласия усугубляются далее спорами между универсалистами, стремящимися выработать общую доктрину, и теми, кто настаивает на приоритете индивидуального понимания Бога каждым человеком. Вдобавок XIX столетие породило новые серьезные трудности. Давнишние сомнения в истинности христианского учения и традиционной церкви приобрели дополнительный вес благодаря росту престижа и авторитета естественных наук, а также чрезвычайному усложнению библейской экзегетики. Наука стала посягать на постижение сакраментального смысла мира, созданного и хранимого Божественной силой, а образованные историки и текстологи, взяв на вооружение филологию и этимологию, преуспели в демифологизации и очеловечивании самой фигуры Христа. В итоге христианство предстало чуть ли не заурядной, хотя и занимательной историей одного маленького народа, дидактический вывод из которой с большей или меньшей адекватностью воплотился в различных христианских организациях. В таком контексте Иисус оказывался не единственным уникальным Спасителем мира, а одним из многих авторитетных духовных учителей, в одном ряду с Буддой, Сократом, Конфуцием, Ману и Лао-Цзы. Некоторые из них были мифическими фигурами, другие историческими лицами, чья реальная жизнь была скрыта легендами. Их демифологизацией в той или иной мере занималась современная наука. Все это давало основания предположить, что христианство как таковое представляет собой в действительности тоже своего рода беллетристику, трансцендентное повествование, которое хотя и способно придать определенный смысл "истории" конкретной личности, однако ни в коем случае не может претендовать на роль объективной истины. Ослабление позиций христианства порождало новые сомнения, вполне достаточные для появления принсов в неограниченном количестве. Никто из новых проповедников не собирался отрицать ценность христианского опыта, не исключал духовности христианства и даже не выступал против существования традиционных церквей; однако все вместе они подрывали веру и в то, и в другое, и в третье. Таким образом, попытки религиозного возрождения XIX века зачастую характеризовались тенденцией отождествить "истинную" духовность с мистикой или оккультизмом: познание истинной реальности переживалось как нечто, лежащее вне привычных форм религиозного выражения. Таков был один из способов очистить духовность от влияния исторических церковных организаций. И притом, что традиционные церкви пришли в упадок, интерес к религии достиг значительных масштабов. Борьба между различными вероисповеданиями вызывала в обществе сильнейшие страсти, поскольку непреложная уверенность в религиозных истинах сменилась неразрешимыми сомнениями, которые в свою очередь пробуждали новые духовные потребности. Вопрос заключался, собственно говоря, не столько в самой духовности, сколько в источнике духовного водительства, на который можно было бы безоговорочно положиться. Именно эта потребность в руководстве привлекала к харизматическим проповедникам такое количество послушных учеников. Проблема источника духовного наставничества была тесно связана с другим стремлением, навязчиво овладевшим умами многих людей в XIX веке, стремлением отыскать единый ключ ко всем тайнам Вселенной. Ключ этот, как казалось, способен отомкнуть вышеупомянутый источник; и, наоборот, источник способен предоставить этот ключ. Идея эта тоже не была совершенно новой. Объяснение многообразия явлений за счет сущностного единства мира являлось основным принципом древнейших философий и религий. Но в XIX веке желание найти единство в многообразии превратилось в настоящую манию и росло пропорционально умножению новых идеологий. К примеру, предполагалось, что все человеческие языки происходят от единого общего языка, все расы - от одной "материнской" расы, все философии и религии - от одной первоначальной доктрины. Несмотря на то что два крупнейших философа середины века - Серен Кьеркегор и Фридрих Ницше - заметили, что отыскать ключ и источник в такую субъективную эпоху, как XIX столетие, невозможно, к ним никто не прислушался. Потребность веры в изначальное единство и в абсолютную доктрину стала слишком глубока, захватив даже скептиков. Так, хотя Джордж Элиот высмеивает в своем "Миддлмарче" попытки мистера Касобона отыскать Ключ ко Всем Мифологиям, совершенно очевидно, что он симпатизирует своему герою. Ошибочными ему кажутся методы Касобона, но не его цель. Единый, абсолютный источник истины сулил ключ к глубочайшей тайне мироздания. И в центре внимания одержимых духовным голодом викторианцев стала смерть с ее ритуалами и свидетельствами, только подогревавшейся неуверенностью в формах (и даже в самом наличии) загробной жизни. Ответ на этот болезненный интерес общество получило совершенно неожиданно в 1848 г. от семейства Фоксов из Гайдсвилля (Рочестер, Нью-Йорк). Две юные дочери мистера Фокса - двенадцатилетняя Кэтрин и тринадцатилетняя Маргарет начали принимать сообщения духов в виде легких стуков и ритмических шумов {3}. Сестры Фоке толковали эти сообщения и в свою очередь отвечали на них тоже стуками посредством простого кода. Вызывали духа они при помощи команды: "Эй, мистер Сплитфут(1), делай, как я". Откровенно игровая форма вызова и намек на Дьявола могли бы насторожить наблюдателей и предупредить их о возможности обмана, но этого не случилось, и сестры Фоке приобрели большую аудиторию энтузиастов. Кэтрин и Маргарет регулярно связывались со своими знакомыми духами, и те выстукивали апокалиптические известия о начале новой эры; именно такие новости и должны были встретить горячий отклик среди американской публики того времени, воспри-имчивой к любым разновидностям новой эсхатологии. - --------------------------------------(1) От англ. Splitfoot - раздвоенная нога. - Здесь и далее прим. пер. Находились, конечно, и недоброжелатели, которые неучтиво предполагали, что сообщения духов - всего лишь ритмические постукивания, которые Маргарет и Кэтрин тайком производят пальцами рук и ног; но куда больше, чем подобных скептиков, оказалось желающих верить в сверхъестественное происхождение гайдсвилльских феноменов. Сестры Фоке вскоре стали национальными знаменитостями. П. Т. Барнум нанял их для публичных представлений в Нью-Йорке, а Гораций Грили, редактор "Нью-Йорк трибюн", пригласил их остаться. Так началась мода на спиритические сеансы. Спиритический сеанс предлагал новую версию духовной причастности, в которой вера заменялась очевидностью, а святые таинства - манифестациями духов. Спиритизм стал особенно популярен среди протестантов Восточного побережья Соединенных Штатов, которые особенно остро ощущали нехватку чувственных подтверждений религиозной веры и были чрезвычайно восприимчивы к любому свидетельству высшей милости, сколь угодно необычному. И вряд ли случайно, Гайдсвилль расположен чуть ли не в центре печально знаменитых "пламенных" районов американского штата Нью-Йорк, названных так по причине исключительного обилия религиозных веяний, прокатившихся по этим местам в начале XIX века. Спиритизм с легкостью совместился с эсхатологическими настроениями некоторых здешних сект. И хотя большинство сообщений от духов было весьма тривиально, публика продолжала надеяться, что это - лишь прелюдия к настоящим откровениям из Иного Мира. Иной Мир, подтверждавший свое существование через сестер Фоке, как ожидалось, должен был посвятить людей в тайны жизни после смерти, бессмертия и даже будущего человечества. Отдельные столкновения с призраками и феномены полтергейста к тому времени уже заняли прочное место в общественном сознании. Духи по-дружески сообщили сестрам Фоке, что они пытались "пробиться" к людям уже давно, в течение целого полувека. И теперь, благодаря Гайдсвилльскому движению, они наконец получили возможность влиять на социальное, нравственное и даже политическое развитие человечества. Феномены, которые до того времени расценивались как необычные случаи, к тому же опасные и соблазнительные, как выяснилось теперь, были предназначены сообщать людям пророческие сведения о лучезарном будущем, в котором все люди рано или поздно станут причастны к радостям Саммерленда(1), рая спиритов. Характерно, что ад в сообщениях духов играл самую незначительную роль. Призраков перестали считать страдающими, не находящими себе места духами; они стали восприниматься как посланники Иного Мира и предвестники грядущего счастья. Спиритизм поддерживал веру в некое духовное братство, наблюдающее за судьбами людей. Укоренившись в Америке, спиритизм быстро завоевал и Европу. В свете неудачных политических революций 1848 года (к этому же году относится появление гайдсвилльского феномена) он быстро сделался частью "альтернативного" духовного освободительного движения, в которое входили вегетарианство, феминизм, реформа одежды, гомеопатия и всевозможные проявления социального и религиозного инакомыслия. Стали популярны многие английские радикалы, в особенности знаменитый Роберт Оуэн социалист-утопист, промышленник и основатель общества "Новая Гармония", а также некоторые члены его семьи. Правда, к тому времени Оуэну было уже за восемьдесят, и над ним постоянно потешалась пресса. Спиритизм сделался весьма популярен в литературных кругах, всегда открытых для любых новинок. Он оказал свое воздействие на Бульвер-Литтона в Англии, Элизабет Барретт Браунинг в Италии и Виктора Гюго во Франции. К тому времени, когда Гарриет Бичер-Стоу посетила Европу (1853 год), спиритические мероприятия достигли поразительного размаха. И если сеанс стал играть роль богослужения, а медиум заменил священника, то потенциальных медиумов было уже пруд пруди. Знатоки утверждали, что женщины по своей природе вообще более чувствительны к сообщениям духов, особенно если они необразованные, а еще - --------------------------------------(1) От англ. Summerland - страна лета. лучше - слегка помешанные. Было общеизвестно, что недостаток интеллекта очищает духовный канал для сообщений и позволяет принимать информацию от духов на более глубинном уровне. Впрочем, международный успех все равно ожидал представителя сильного пола - Дэниэла Дангласа Хоума (1833-1886), который любил называть себя (и вполне оправданно) "Медиумом королевских домов Европы" {4}. Хотя Хоум и утверждал, что является незаконным внуком десятого графа Хоума, в действительности он провел детство в Америке, где в период "гайдсвилльской лихорадки" был знаменитым мальчиком-медиумом. Привлекательный внешне, красноречивый, слегка женственный в своих повадках (его недоброжелатели намекали на кое-что похуже, чем изнеженность), Хоум привлекал множество страстных последователей и не меньшее число столь же рьяных противников. Один из его покровителей, экзальтированный исследователь психических феноменов и, по слухам, гомосексуалист лорд Адар, клялся, что видел своими глазами, как Хоум вылетел в горизонтальном положении из окна второго этажа, сорвал цветок с рододендрона и вернулся по воздуху через другое окно в комнату. Многие, правда, объясняли это "наблюдение" легковерием Адара и способностью обаятельного юноши внушить столь доверчивой особе все что угодно. Посетив Европу в 1855 году, Хоум выступил перед Теккереем, супругами Браунинг, Чарльзом Диккенсом и Бульвер-Литтоном. Роберт Браунинг, как и Диккенс, воспылал к нему настоящей ненавистью (возможно, усиленной восторгом Элизабет) и вывел на него карикатуру в образе мошенника-медиума мистера Сладжа(1). Но несмотря ни на что, Хоум неплохо заработал. Его приняли в аристократических кругах Англии, Франции и Германии, и он произвел впечатление даже на прусского короля. Зловредное же влияние Хоума на императрицу Евгению, которая в это время носила под сердцем принца-наследника, в конце концов заставило министра иностранных дел Наполеона III пригрозить ему высылкой из Парижа. - --------------------------------------(1) От англ. Sludge - грязь, тина. Хотя большинство сеансов были всего лишь модным развлечением, серьезные спиритуалисты надеялись, что результаты их опытов вскоре получат твердые научные обоснования: в середине XIX столетия слово "наука" было синонимом "бесспорной истины". И чем больше шарлатанов разоблачали, тем большее количество их приверженцев устремлялось в поиски достоверных доказательств спиритических феноменов. Роберт Дэйл Оуэн высказал эту тенденцию в таких словах: "Как щемит сердце, как тяжело становится при мысли о том, что, по Божественному Замыслу, великая привилегия прогресса, которой человек обязан всем, чем он когда-либо был или будет, не применима к Науке Души" {5}. Погоня за научными доказательствами затронула не только убежденных спиритуалистов. Такие организации, как Лондонское Диалектическое Общество, Национальное Светское Общество и еще более известное Общество Психических Исследований, тоже интересовались спиритизмом и нередко проявляли к нему сочувствие и симпатию. Эти организации посвятили много усилий сбору свидетельств и постановке контролируемых экспериментов для наблюдения за манифестациями духов. Но для тех, кто искренне стремился постичь серьезную теорию спиритуальной науки (в отличие от практикующих медиумов и обществ, претендовавших на научный подход к проблеме), уже и так имелось достаточно материала. Его можно было найти в трудах двух ранних "западных гуру" Эммануэля Сведенборга (1688-1772) и Франца Антона Месмера (1735- 1815), также занявших не последнее место в гонке за Универсальным Ключом. Сын шведского королевского священника Сведенборг {6} посвятил тридцать лет жизни профессиональной деятельности в горнодобывающей промышленности, однако его истинной страстью всегда оставались естественные науки, математика, философия и религия. Будучи чрезвычайно обстоятельным ученым, он основал первый в Швеции научный журнал, предвосхитил ряд современных изобретений (в том числе подводные лодки и самолеты), опубликовал трактаты по космологии, наблюдению Луны, химии, физике, кровообращению и чувственному восприятию. Ему принадлежит теория атомной структуры материи, также предвосхитившая современную, где материя описывается как система делимых до неопределенного предела частиц, сгруппированных в кружащиеся вихри. Эта теория возникла случайно, как побочный результат исследования, которому Сведенборг посвятил многие годы и которое заключалось в определении местоположения человеческой души и доказательстве ее бессмертия. Предположив, что душа идентична жизненной силе, которая проистекает из коры головного мозга и циркулирует в крови, Сведенборг приступил к длинной серии подробных анатомических экспериментов, чтобы подтвердить свою теорию. Однако этой работе помешал серьезный духовный кризис, начавшийся в 1743 году с целого ряда видений (многие из которых были на удивление чувственными), в том числе - видения Иисуса Христа. Воспитанный в благочестивой протестантской атмосфере, Сведенборг глубоко ощущал собственную греховность, в частности грех гордыни, выразившийся в стремлении стать крупнейшим ученым своей эпохи. Впрочем, каковы бы ни были причины этого долгого духовного кризиса, он коренным образом изменил жизнь мыслителя. В следующем году Иисус Христос явился Сведенборгу еще раз и повелел ему отказаться от научной работы и заняться толкованием Библии. Сведенборг так и поступил, в результате чего на свет появилось более тридцати томов комментариев и теологических сочинений. Видения стали посещать его чаще. Он побывал в раю и в аду, общался с духами и ангелами и даже с самим Богом. Он с легкостью перемещался между материальным и духовным мирами, входя в последний через духовные органы восприятия, которые он описывал по аналогии с интуицией и воображением (отсюда его позднейшая популярность среди писателей-романтиков). На основе своего визионерского опыта Сведенборг разработал теорию соответствий, изложенную в сочинении "Clavis Hieroglyphica" ("Иероглифические ключи"), которое в английском переводе под названием "Духовный ключ" было опубликовано в Лондоне в 1784 году. Участвуя в дискуссиях относительно значения египетских иероглифов и о возможности универсального философского языка, Сведенборг утверждал, что каждый символ содержит три смысловых уровня: природный, духовный и божественный. Природный смысл относится к области материальных вещей (включая науку и историю человечества); духовный смысл связан с неосязаемым миром идей и воображения, тогда как божественный смысл ведет к истинной и предельной реальности Бога. Таким образом, каждая материальная вещь - это знак соответствующих духовного и божественного смыслов. Теория соответствий повлекла за собой серьезные теологические и политические выводы. Особую роль сыграло убеждение Сведенборга, что Вселенная в конечном счете является гармоничным целым, лишь временно нарушенным грехопадением. Отвергнув идеи Страшного суда и вечного проклятия, Сведенборг приравнял грех к ошибке; и эта позиция внесла в его учение явственные нотки социального утопизма. Видения убедили Сведенборга в том, что рай и ад - это не будущее, ожидающее каждого после смерти, а постоянные реалии, с которыми человек соприкасается в любой момент жизни в зависимости от своего выбора. Из этого Сведенборг заключил, что если бы люди стали развивать интуицию и воображение (а также духовные органы восприятия), перестав возвеличивать роль разума, то последствий грехопадения можно было бы избежать. Ибо разум, по мнению Сведенборга, ведет лишь одной из многочисленных дорог к Истине. Таким образом, Сведенборг ослабляет жесткую связь между наукой и рационализмом, возвращаясь к более старому и более широкому понятию духовной науки как цельного описания космоса, достижимого благодаря применению всех способностей, которыми наделен человек, и благодаря учету иных уровней реальности. Вскоре после смерти Сведенборга возник целый ряд сведенборгианских церквей и обществ. Некоторые из них процветают до сих пор, хотя сведенборгианство так и не стало особенно массовым. Более явственно его воздействие ощущается в литературе: произведения множества авторов - от Блока и Бальзака до Бодлера, Стриндберга, Эмерсона и Йитса хранят его следы. Но самое мощное влияние идеи Сведенборга оказали на различные варианты альтернативных религий, обязанных шведскому визионеру как минимум четырьмя важнейшими чертами: теорией соответствий ("сродства"), верой в доступность высшего мира, убежденностью в неизбежности общественного и духовного обновления, а также концепцией единства науки и религии, воображения и разума. Все эти положения сыграли определенную роль в деятельности Франца Антона Месмера, разработавшего теорию гипноза под влиянием экспериментов в области электричества и магнетизма, которые проводили Гальвани и Вольта {7}. Гипноз (в те времена получивший название "месмеризм") часто определяли как животный магнетизм, или электробиологию. Он был в моде в Париже 1780-х годов, после Французской революции пришел в упадок, но пережил возрождение в 1820-х годах, а в 1837 г. достиг берегов Англии. Помимо сведенборгианских идей о "сродстве" тогдашняя теория гипноза основывалась на представлении о том, что все тела окружены и пронизаны магнитной силой, или флюидом (эти два слова использовались как синонимы), и что человек, обладающий соответствующими свойствами ("сенситив"), способен почувствовать этот флюид и по своей воле направить его в нужном направлении для достижения терапевтических целей. Согласно Месмеру, болезнь вызывается препятствиями на пути свободного течения флюида. Эти препятствия сенситив может устранить при помощи пассов с железным магнитом или (при достаточном опыте) просто руками или даже усилием воли. Исцеление зачастую требует погружения пациента в транс, во время которого он подчиняется приказам гипнотизера, а иногда способен рекомендовать методы для лечения своей болезни, даже предсказывать будущее. (Критики при этом отмечали, что иногда сеансы лечения сопровождались истерическими конвульсиями и обмороками пациентов.) Заявления относительно пророчеств, сделанных в трансе, неизбежно влекли за собой различные выводы о связи между гипнозом и ясновидением. После смерти Месмера многие его ученики утверждали, что поддерживают с ним психическую связь. Какова бы ни была степень достоверности подобных заявлений, некоторые пациенты, скептически относившиеся к другим видам лечения, свидетельствовали в пользу терапевтической ценности гипноза; среди таких свидетелей - Чарльз Диккенс и популярный писатель Гарриет Мартино, успешно прошедший курс лечения у гипнотизера, которого порекомендовал ему Бульвер-Литтон. Место магнетической силы, или флюида, в общетеоретическом плане было достаточно неопределенным, поскольку эту субстанцию помещали где-то между физическим и духовным мирами, что не мешало выдвигать специфические этические требования к тем, кто способен ею манипулировать. Считалось, что сенситив не только должен обладать властным пронизывающим взглядом, умением сосредоточиться и самоконтролем: в не меньшей мере от него требовались высокая нравственность и духовная ответственность как условие удачи в его изнуряющей работе. Месмеризм удачно соответствовал также повальному увлечению френологией (или "физиологией мозга", как тогда ее иногда называли), которая претендовала на возможность определения умственных способностей и отклонений путем исследования формы черепа. Доктор Джон Эллиотсон, возглавлявший развитие месмеризма в Англии, в 1824 году основал Британское френологическое общество и оказывал постоянную финансовую поддержку журналу "Зоист. Физиология мозга и месмеризм", организованному в 1843 году и объединившему под своей обложкой оба направления. Вкупе с ясновидением френология и месмеризм образовали могущественное трио, подготовившее почву для возникновения психоанализа - "науки XX столетия", в которой психоаналитик играет роль сенситива. Казалось, синтез сведенборгианства, месмеризма и спиритуализма прокладывает путь к духовной науке, которая в свое время найдет ключ не только к тайнам жизни после смерти, но и к смыслу всего мироздания. Эти чаяния стимулировали развитие новых версий "научного" христианства, особенно в США. К тому времени в Америке уже сложилась устойчивая традиция автономных религиозных общин, восходящая еще к пуританским корням американцев и зафиксированная в Конституции. По мере того как расширялись границы страны и ускорялся приток иммигрантов, эту традицию чрезвычайно обогатили и усложнили влияния разнообразных европейских учений. Новые секты, вообще говоря, распадались на два типа: одни служили восстановлению чистоты христианской доктрины, другие - воплощению воли того или иного харизматического лидера, на личном откровении которого основывалось учение данной секты. Иногда (как, например, у мормонов) эти два фактора совпадали, и влиятельному учителю удавалось создать новую церковь вне культа личности, воплощенного в доктрине. Но каковы бы ни были частные особенности той или иной секты, для ее создания необходимы были два условия: наличие лидера и наличие мистического опыта. Учение "Христианской науки" принадлежит к первому типу {8}. Перенесшая в юности много страданий из-за неудачной личной жизни и постоянных недомоганий (в основном психосоматических), Мэри Бэйкер Эдди (1821-1910) начала с безуспешных экспериментов с гомеопатией. Потом ее пытался вылечить Финеас Квимби, методика которого была основана на гипнозе. Некоторого успеха ему удалось добиться, но лишь отчасти. После смерти Квимби Эдди снова заболела - но внезапно выздоровела, прочитав в Евангелии от Матфея о чудесах целительства, которые совершал Иисус. Этот опыт положил начало созданию "Христианской науки", основы которой Мэри Эдди изложила в 1875 году в книге "Наука и здоровье" (в более поздних изданиях - "Наука, здоровье и Ключ к Священному Писанию"). Первая церковь "Христианской науки" была основана в 1875 году с целью проповеди этого учения. Эдди, которая в своем учении во многом шла по стопам Сведенборга, дэтвергла кальвинизм, в суровом духе которого была воспитана, и обратилась к представлениям о Боге, милостивом и милосердном к людям. Она утверждала, что болезнь - это ошибка, результат в корне неправильных представлений о реальности, а зло - нереально, ибо Бог не творит зла и не признает его. Вселенная - гармоничное единство множества сил, и в рамках этой гармонии протекает полноценная жизнь духа. Видимая реальность материального мира - это всего лишь иллюзия, которой люди поддаются под влиянием собственных чувственных желаний. Для исцеления необходим отказ от этих желаний и подчинение божественной милости. Аля спасения нужна постоянная бдительность: человек должен быть все время начеку, чтобы замечать и отвергать постоянные поползновения своей бренной оболочки навязать ему низменные желания. Только так он сможет стать достойным Христа. Подобно Сведенборгу, Эдди полагала, что Царствие Небесное является не целью загробной жизни, а непосредственной духовной возможностью для любого человека, который сможет преодолеть отождествление подлинной реальности с материальным миром. Мэри Бэйкер Эдди вела аскетический образ жизни. Чистота учения была для нее настолько важна, что ради этого ей пришлось основать собственную церковь. Кстати, эта церковь существует до сих пор и насчитывает около 350 тысяч приверженцев. И хотя основательницу ее весьма почитают, своим успехом церковь Христианской науки обязана не столько личным качествам Мэри Бэйкер Эдди, сколько ее учению. При всей своей целеустремленности и независимости Эдди, видимо, не обладала харизмой. На другом конце спектра - современник Мэри Бэйкер Эдди Томас Лэйк Харрис (1823-1906), чье учение и образ жизни очень напоминают Г.Дж.Принса. Культ личности Харриса был настолько силен, что основанная им община не пережила смерти учителя. Харрис родился в Англии, но вырос в Америке {9}. Он стал независимым проповедником Универсалистской церкви (которая учила тому, что спасутся все верующие), а затем - учеником медиума Эндрю Джексона Дэвиса. Дэвис был сведенборгианцем, но в учении этого сурового мыслителя его интересовал не столько мистицизм, сколько теория божественной бисексуальности. Согласно Дэвисовой версии этой теории, мужские атрибуты Бога Отца и женские атрибуты Матери-Природы содержатся в духовной конституции каждого человека. Харрис, тяжело переживавший потерю рано умерших матери и жены, нашел утешение в доктрине, позволившей ему обнаружить внутри самого себя источник столь желанной женской любви; однако вскоре он отвернулся от Дэвиса, когда обнаружилось, что его бисексуальная теория была только прикрытием абсолютно гетеросексуальной практики. Покинув и Дэвиса, и Универсалистскую церковь, Харрис решил попытать счастья в общинной жизни. В 1850 г. он вместе со своим коллегой поселил сотню религиозных искателей в штате Вирджиния, в поместье площадью десять тысяч акров. Там они стали дожидаться Судного дня, предсказанного двенадцатью апостолами, на духовную связь с которыми претендовали все члены общины. Будучи человеком властным и не признавая никакой самостоятельности среди своих учеников, Харрис решил еще больше укрепить свой авторитет, заявив, что впредь он будет единственным посредником между поселенцами и апостолами, но его последователи восстали против такой узурпации своих духовных прав, и община распалась. В середине 1850-х годов Харрис женился вторично и основал в Нью-Йорке собственную сведенборгианскую церковь. В его конгрегацию вошли Генри Джеймс (отец Уильяма и Генри-младшего), а также Гораций Грили - уже упоминавшийся социалист-утопист, редактор "Нью-Йорк трибюн" и покровитель сестер Фоке. Харрис разработал новую теологию, объявив ее непосредственным откровением, полученным от Бога по образцу видений Сведенборга 1740-х годов. Он утверждал, что, хотя в 1757 году Сведенборгу было дано открыть врата рая в своих "Arcana Coelestia" ("Небесных тайнах"), прояснить сущностный смысл этого труда предназначалось именно ему, Харрису, что он и проделал в огромном сочинении "Тайны христианства", написанном ровно через сто лет после выхода в свет книги Сведенборга и изданном в 1858 году. Обратившись к трехчастному делению мира на материальный, духовный и божественный, Харрис решил, что Сведенборг привел только "небесный" смысл Священного Писания; ему же, Харрису, предстояло произвести более глубокую "духовную" интерпретацию. Эта интерпретация повлекла за собой ряд любопытных открытий, в том числе - описание жизни на других планетах; заявление о том, что сам Харрис является "краеугольным камнем", от которого зависит спасение рода человеческого; идея тождества дыхания и ключа к божественному милосердию (корни которого, возможно, находятся в каббалистическом представлении о том, что Творение является результатом вдохов и выдохов Бога); учение о бисексуальности Бога, а также анализ истории человечества с точки зрения трех великих кризисов, или поворотных пунктов, а именно - Потопа, Воплощения Христа и появления на свет самого Харриса. Зачатки всех этих идей можно найти у Сведенборга, но Харрис искажает их на манер Принса, помещая себя в центр космической мистерии. Однако двусмысленная слава Харриса объясняется не столько этими откровениями, сколько учением о "двойниках". Это учение, ставшее Харрисовой версией Универсального Ключа, происходит из сведенборгианства, прочитанного по Дэвису, который проповедовал, что в каждом человеке присутствует как мужской, так и женский принцип. Ко времени написания своих "Тайн христианства" Харрис уже перестал горе