– Одно только жалко, – сказала она тогда. – Столько всего еще рассказать хотела, но ничего… ты поймешь… и еще на жениха твоего посмотреть бы хотела, вон хоть на Мишку, парень-то ладный выйдет…
– Да, ну тебя бабуль, скажешь тоже… Мишка, расскажи лучше, как ты с белыми сражалась…
К осени бабушка умерла. Три дня ей страшные сны снились, как будто птица черная над домом летает и ее с собой забрать хочет, но потом приснилось, как ее бабушка гуляет по полю, что за деревней. Бабушка гуляла медленно, никуда не торопясь. Раскинув руки и касаясь ладонями кончиков зреющих колосьев овса, бабушка уходила в сторону холма, из-за которого вставало рассветное солнце. Дойдя до гребня холма, бабушка обернулась и посмотрела, как Свете показалось, прямо на нее, бабушка улыбалась счастливо и мирно… и стало почему-то легко… как будто, так и должно быть. А на следующее лето началась война
Те годы лучше и не вспоминать, она сама их из памяти вычеркнула, туда им и дорога. Миша с войны вернулся, Митька со Славкой нет.
Ей 19. Поле, что за деревней, овсом засеянное, колосится на ветру. На ней белое платье, мамкой расшитое. Дорога проселочная убегает через поле и на холм забирается, а на холме стоит Мишка. Она бежит к нему по дороге, развевается подол платья.
– Здравствуй, моя Светлая… Светка
– Здравствуй…
Они кружатся вместе, обнимаясь, потом падают в овес, смеются… запах нагретой солнцем земли, такие родные, такие любимые руки… теплое счастье, уютное…
Через полгода свадьба, и вот уже у них трое детей, Вовка, Иришка и Сашка – младшенький. Она учительница начальных классов в деревенской школе. Годы мелькают уже безудержно, дети подрастают, всего лишь миг, а они уже разъехались. Ирка вышла замуж первой, за Витьку из соседней деревни… Ей 40…
– Ирка, Ирка, это ты?… Очень плохо слышно, поднеси трубку поближе… А, Витя, ты, ну, как вы там, как Ира? Что? Мальчик? Ну, слава богу…
– Миш, ты слышал, мальчик родился, мы теперь бабушка и дедушка… Мишкой назвали, в честь тебя…
Еще полгода – похороны. Витя в поле работал на тракторе, что-то недосмотрел, что-то забыл то ли выключить, то ли включить, из трактора вышел, а тот на склоне стоял, и его собственным трактором и переехало. Глупо до невозможности… говорят, пьяным был, любил в последнее время. Ирка рядом с гробом, без слез, но с застывшем на лице выражением непонимания, маленький Мишка на руках.
Вовка старший в Москву учиться уехал, а младший Сашка – в Ленинград. Через пару лет уговорил Ирку к нему в Ленинград перебраться, а еще через год и они с мужем туда же переехали, и Ирке с ребенком помогать надо, да и к Сашке поближе. Тот уже институт заканчивал. Жили поначалу все в месте, в двух комнатах в коммуналке у Лиговского проспекта, позже с мужем, Иркой и малым Мишаней переехали на Ленинский, в отдельную двухкомнатную.
Ей 50. Скромная свадьба. Вся семья наконец-то собралась вместе. Вовка старший, глаз не отвести, на отца похож, как будто срисовывали, со своей женой Ларисой, Ирка, как помолодевшая, смеется взахлеб, по столу хлопочет, за ней Мишаня хвостом вьется. Сашка счастливый, улыбка до ушей, казалось бы, и хочет уже не улыбаться, да не может, рядом с ним молодая Наташа, его невеста, Ромкой беременная. Она училась в том же институте, что и Сашка, но на младших курсах, а Сашка – аспирант, молодой преподаватель. Как Наташа институт закончила, так сразу и решили свадьбу сыграть. Веселье рекой, вон в уголке братья стоят, руки друг другу на плечи положив, вон девчонки стайкой, Лариса с Наташей у Ирки что-то расспрашивают, а та по-деловому им отвечает, уверенно так, со знанием дела, а Наташа правой рукой себе живот поглаживает, даже не замечая этого
– Мам, пап, пойдем танцевать, что вы в уголок забились как не родные, – Ирка неугомонная, а за ней Мишаня вторит, – Бабуль, дедуль, ну пошли, – и за руки тянет…
– Сейчас, сейчас, Миш, сейчас пойдем, дай только передохнуть не много…
Вся семья в сборе, тепло… тепло и уютно. Она гордится своими детьми.
3
Годы, годы как страницы, переворачиваются одна за одной, какие-то интересные, какие-то нет, а некоторые вообще лучше вычеркнуть, вырвать, но уже написано, уже вышло в печать, уже пылится на полке, давно прочитанное. На тех страницах, что поинтереснее, загнуты уголки, как закладки, и на каждой внизу отпечаток чьего-то пальца, который слюнявили и которым переворачивали страницы. Но чем ближе к концу книги, тем страницы становятся короче, не заметнее, а шрифт мельчает, уже и не разберешь, что там написано, но ничего, финал уже близко, еще страница и другая, и все. Никогда в жизни не испытывала она соблазна пропустить последние страницы и прочитать сразу конец, и никогда не понимала людей, которые так делают. Нет, она дочитает каждую страничку до конца, как и положено, как и задумал Автор