Они подпрыгнули от неожиданности при моем появлении и еще раз — когда дверь за моей спиной с шумом захлопнулась, но, как ни странно, не отодвинулись друг от друга.
— Ой! — вскрикнула Донна. На ее лице была смесь испуга и веселья.
Никки пронзительно взвизгнула и отвернулась к оконному стеклу. Донна убрала руки за спину и потупила глаза. Я видела, как они одновременно выгнули спины, и их тонкие тела извернулись в стороны в стиле произведений Ар-нуво, но я все еще не понимала. Потом раздался негромкий глухой стук, и мой поясной кошелек, обвивавший их талии, упал на деревянный пол.
Освободившись, девочки отпрянули друг от друга. Никки смущенно хихикала. Она все еще отворачивала от меня лицо, но я ясно могла видеть ее отражение в зеркале. Ее глаза расширились от ужаса, а на лице застыла глупая ухмылка.
Я все еще неподвижно стояла на месте. Донна пошевелилась первая, нагнулась и подняла пояс. Никки восприняла это как сигнал, и со всех ног бросилась вон.
— Извини, — пробормотала Донна, протягивая мне пояс и сдерживая смех. Надо отдать ей должное — она хотя бы покраснела. — Я собиралась отдать его…
Мы обе услышали отдаленный смех Никки, после чего самообладание Донны улетучилось. Бросив пояс на ближайший стол, она выскользнула из холла. Громко хлопнула дверь, пояс соскользнул с лакированной поверхности пряжкой вперед, упал и свернулся в кольцо. Он лежал, как мертвая змея, и я его ненавидела.
Он впервые заговорил со мной за полгода до этого, под каштанами. День был похож на летний, хотя было совсем другое время года. Мы тогда учились в шестом и были королями игровых площадок и монархами песчаных карьеров. «Иди сюда, хочешь взглянуть?», — крикнул он, когда я проходила мимо, уставившись в книгу. Оторвав взгляд от страницы, я увидела его сидящим на спинке скамьи у памятника Вассерману. Огромные ботинки упирались в перекладину. Даже будучи в состоянии замешательства, я подумала, что кто-нибудь ведь может сесть сюда, на всю эту грязь, которую он развел.
Я нерешительно подошла. Может, он звал вовсе не меня.
— Что читаешь? — Он взял у меня книгу и взглянул на обложку. — «Парк Мэнсфилд»? Немного старовато. — Он прищурился и улыбнулся, хотя, как бы объяснить, это была скрытая улыбка. Я подумала: он смеется надо мной. — Читать, конечно, неплохо. Но ведь книга — еще не жизнь. А надо жить. Лови.
Я умудрилась поймать книгу за уголок, когда она падала, и прижала роман к груди. Я хотела защитить ее или, скорее — чтобы она защитила меня.
— Она мне нравится, — сказала я, запинаясь. Я не осмелилась сказать, что героиню зовут Фанни.
За его спиной конский каштан с глухим стуком упал на землю, но он даже не вздрогнул.
— Нет, — сказал он, — вот что должно нравиться. Смотри.
Он вытянул руку и показал мне коробочку конского каштана, зеленую, с коричневыми крапинками. Маленькие темные шипы врезались в его ладонь.
— Возьми.
Я осторожно взяла коробочку с его ладони. Какая-то шутка, наверное. Через полчаса он будет смеяться надо мной в компании своих приятелей.
— Открой ее. Ну же.
— Зачем?
Он вздохнул и взял ее у меня.
— Хорошо, я сам. — Он сдавил края, и на зеленом фоне появилась темная трещина. Потом эта трещина раскрылась, как рот, и часть содержимого коробочки упала на траву. Своими длинными пальцами он раскрыл створки и положил их на ладонь левой руки. Каштан лежал в центре как драгоценная бусина. — Вот, смотри.
Я наклонилась вперед и увидела завихрения линий на его ладони и стыдливую обнаженность бледной кожи выше запястья. Она была гладкой и почти прозрачной. Когда я дотронулась до его ладони, то ощутила ее мягкость и тепло. Я отпрянула. У моей правой ноги с глухим стуком упал еще один каштан.
— Знаешь, что это такое?
Он положил фрагменты скорлупы на скамейку рядом со своими ботинками и стал перекатывать каштан между пальцами.
— Знаю, что когда-нибудь из него вырастет огромное дерево. — Я изо всех сил сжала в руках книгу. Похоже, я завалю этот экзамен.
— Да нет же! Как ты не видишь?
Я опустила голову, мечтая снова очутиться в библиотеке, где я писала свое эссе.
— Это новый сорт. Никто никогда не видел его раньше. Мы с тобой — первые, кто лицезреет этот каштан. — Он подбросил его высоко в воздух и ловко поймал двумя ладонями. — Он особенный, понимаешь?
— Да, конечно.
— Потрогай. — Он протянул мне одну из колючих коробочек, и я взяла ее более уверенно. — Только не снаружи, а внутри, вот эту белую штуку.
Мне пришлось положить «Парк Мэнсфилд» на подлокотник скамейки, чтобы сделать так, как он велел. Я взяла скорлупу и потрогала ее внутри, — она была очень мягкой. Совсем как шелк, вернее, как замша.