Выбрать главу

Он кивнул:

— Фантастика, правда?

Я протянула руку, чтобы отдать ему скорлупу каштана, но он быстро ударил снизу по моей ладони, скорлупа улетела куда-то в ветки и исчезла. Мое сердце чуть не остановилось от неожиданности.

Он рассмеялся, глядя на мое растерянное лицо, и я рассмеялась вместе с ним.

— Как это тебе удается, — спросила я, — сидеть под этим деревом, когда вокруг постоянно падают каштаны, но в тебя не попадают?

Он пощупал свою голову, потер пальцами макушку, потом усмехнулся:

— Как же они могут в меня попасть? Ведь я волшебник. Я заколдован.

Я тоже теперь заколдована, подумала я.

Глава пятая

День начался паршиво.

После завтрака появился Собачник. Выглядел он ужасно.

— Вульфи сдох, — объявил он и в изнеможении упал на диван.

Пришлось приготовить ему чашку чая в качестве успокоительного, хотя оказалось, что Вульфи присоединился к собачьим ангелам еще вчера вечером.

— Он повернулся и уставился на меня своими большими глазами, как будто говорил: «Я так больше не могу». — Подперев щеку рукой, Полл опустилась на стул. — Он еще стоял на ногах. Но я-то знал, что с ним неладно. И ветеринар сказал, что у него отказала печень, вот почему у него было такое зловонное дыхание, и было милосердием усыпить его.

На глазах Полл выступили слезы.

— Никто нас так не любит, как наши собаки, — вздохнула она.

— Ох, правда, — отозвался Собачник.

Я покинула сцену до того, как они совсем утонули в печали, чтобы не потерять последнее терпение и не сказать Собачнику, что с тем же успехом надо усыплять людей со зловонным дыханием. Мне, наверное, следовало пожалеть этого бессобачного Собачника, но что-то не хотелось.

Я была слишком голодна. Облака в небе были похожи на комья картофельного пюре и густую сметану. К тому времени, как я добралась до Кисси, я ослабела от голода. Я готова была вырыть и съесть луковицы нарциссов у парадных ворот. Только мысль о поясном кошельке заставила меня пройти мимо автомата, продающего при входе чипсы.

— Так что они вставили катетер и выкачали две пинты черной… Я вас слушаю.

Меня знали служащие пансиона, но это была новая женщина. Стоячий воротничок, в ушах большие серьги с жемчугом.

— Я к Кисси Саутворт.

— Запишитесь в книгу посетителей, пожалуйста. — Она указала мне страницу.

Я взяла шариковую ручку на веревочке, которая болталась на уровне моего живота, и нацарапала свое имя, потом проверила, как обычно, были ли у Кисси какие-нибудь другие посетители после того, как я побывала у нее последний раз. Только ее бывшая парикмахерша, Эдит, ей, должно быть, сейчас около шестидесяти, и викарий. Интересно, есть ли у нее еще кто-нибудь?

Кроме трагически погибшего на войне жениха, имелась еще ее сестра, моя прабабушка Флоренс, урна с прахом которой хранится в моем платяном шкафу, — она умерла от удара более двадцати лет назад. Однорукий отец Полл, который приходился бы Кисси зятем, умер от перитонита, кажется, в год коронации Елизаветы II, так что он тоже не считается. Из трех ее племянниц Мэри умерла в детстве, Джин жива и здорова, но живет в Австралии, а Полл сюда не затащишь, потому что они при встрече тут же начинают ссориться. Я иногда заглядываю в книгу посетителей, ища имя Винса, хотя в действительности и не ожидаю его увидеть.

Я с удовольствием посещаю Кисси. С ней, по крайней мере, можно поговорить, не впадая в гнев или замешательство. Я могу спокойно болтать с ней о Полл, имея в ее лице сочувственную слушательницу. Также она (вот это действительно глупо) верит, что у меня может быть своя жизнь. Если я могу посоветоваться с кем-нибудь (не умершим) по поводу того, чтобы жить отдельно от Полл, то только с Кисси.

Она сидела в гостиной у телевизора и смотрела «Технику акварельного письма» вместе с уродливой сморщенной женщиной.

— Он правильно сделал из этого собачий завтрак, — говорила Кисси, — вообще неизвестно, для чего это предназначалось.

Она заметила меня, и ее лицо просветлело.

— О, — сказала она, сжав мою руку, — Кэтрин пришла, как мило. Ты выглядишь прекрасно, дорогая. Пойдем ко мне.

Я помогла ей подняться, и она самодовольно улыбнулась женщине, оставшейся в компании Ханы Гордон.

— Просто стыд, — прошептала она мне, — она вообще никто.

Я не поняла, что Кисси имеет в виду: эта женщина была никем раньше или она сейчас никто. А может, и то, и другое.

Мы медленно прошли по коридору к ее комнате и осторожно стали пробираться через ее коллекцию мягких игрушек.