— Минуточку, — сказал он, укрепляя очки на носу, — так будет лучше. Как это я раньше не видел столь очаровательное существо? — Он пристально посмотрел на меня. — Итак, что ты говоришь?
— Тут надо хорошенько убрать, а то полно пыли.
Он склонил голову набок.
— Правда? Я бы не сказал.
— Наверно, поэтому ваши очки так запылились.
— Ах, да! — сказал он.
— Ну как что случилось? — Женщина в приемной говорила в телефонную трубку. — Она упала на свой зонтик и спица угодила ей в глаз.
Я быстрым шагом вышла за ворота, на ходу запихивая в рот пирожное.
Отец разрешил мне включить радио «One» в то последнее утро, когда мы с ним приехали в больницу. Сама доброта. Я была занята своими мыслями. Все песни имеют смысл, но ни в одной не говорится о смерти, и я решила, что с нами будет все в порядке.
Отец провел целую вечность с доктором, а я в это время читала статью в журнале про красоты Венеции. Потом вышла сестра. Она отвела меня в боковую комнату и сказала:
— Знаешь, твоя мама была очень больна. Она держалась молодцом, но ее состояние было очень тяжелым. Бывает, что нельзя преодолеть болезнь, потому что организм слишком долго боролся.
Я взглянула на нее.
— Твоя мама умерла этой ночью. Она не испытывала боли.
Я сказала:
— Ей должно было быть очень больно. Ведь мне же больно. — И все это время песня в моей голове крутилась так громко, что я вообще не могла думать. Мой разум словно помутился. — А где папа? — наконец вымолвила я. — Мне надо его видеть.
— Дай ему несколько минут, дорогая, — сказала сестра, — и я отведу тебя к твоей маме.
— А какой смысл? — крикнула я.
— Тогда я оставлю тебя на минуту, — сказала она. Несколько секунд я стояла совершенно неподвижно, потом легла на линолеум и стала бить себя по животу так сильно, как только могла. Я даже не видела, как вошел доктор.
Глава шестая
Несмотря на свою зловредную натуру, Винс, перед тем как уйти, привел в порядок много домашних дел. Он заново оклеил фронтальную часть нового газового камина, положил линолеум поверх треснувших плиток при входе и заменил старую ограду на новую, более долговечную, из лиственницы. Он даже покрыл ее креозотом, чтобы на нее не покусились крысы.
Но это было почти двадцать лет назад, и, хотя обои в цветочек и линолеум были еще хорошими, ограда уже разрушилась в середине, а некоторые доски отставали. Собачник был привлечен для замены нескольких самых ветхих секций.
— Вам не придется платить за столбы цену, по которой они продаются в садовом центре, — сказал он Полл, — за них требуют сумасшедшие деньги. Я могу достать их для вас. У меня везде знакомые.
Так что этим солнечным утром они с Дикки работали: Полл пыталась удерживать укороченный столб в вертикальном положении, а Дикки вбивал его в землю деревянным молотком. Я им не мешала. Они пели друг другу куплеты из рекламных роликов и глупо хихикали. Как хотелось схватить этот деревянный молоток и вырубить их обоих одним хорошим ударом. Я же пыталась смотреть по ТВ программу, которая изменит мою жизнь.
Я напряженно вслушивалась в телебеседу сквозь тирольские рулады Дикки.
«Я вообще ничего не делала, — говорила молодая женщина с волосами морковного цвета, — вообще ничего. Настоящая квашня. Кожа желтая, под глазами круги. И зубы были в ужасном состоянии — сошла эмаль. Зубной врач чуть в обморок не упал при виде моих зубов, так что я перестала к нему ходить. Но самое худшее было то, что у меня постоянно болело горло. Я все время чувствовала себя как… короче, как настоящая развалина».
«И вы, по вашим словам, “зациклились на контроле”». — Ведущий снова сунул ей в лицо микрофон.
«Ну, вроде того, я не могу контролировать некоторые вещи, например, принятие пищи, так что я решила взять под контроль то, что мне под силу. Я же шлепаю детей за то, что они разбрасывают игрушки, потому что не могу, знаете ли, мириться с беспорядком. Вы понимаете?»
«Я еще вернусь к вам, Элайн», — сказал ведущий.
Легко перепрыгнув расстояние между рядами, он подсел к женщине средних лет в красном костюме.
«Что вы хотели сказать э-э-э…»
«Йо».
«Йо, у вас есть вопрос к Элайн?»
Йо близко наклонилась к микрофону.