— Это его свидетельство на изобретение в области текстильной промышленности, — торжественно заявляет Полл, как будто речь идет о Нобелевской премии.
Следующим по списку идет Роджер, мой отец. В восемнадцать лет он разбился вдребезги в машине, подаренной ему на день рождения, — ярко-красном «Mini Metro Vanden Plas». Мы все знаем, кто был тому виной. (То есть доподлинно ничего не известно, но почти наверняка это была моя несчастная сумасшедшая мать, с которой случился приступ безумия: она перехватила у него руль как раз в тот момент, когда навстречу мчался огромный грузовик. Имеется также мнение, что, если бы моему отцу не подарили эту машину по инициативе Винса, катастрофы вообще бы не случилось.) Так что автомобили тоже смертельно опасны, и я никогда, никогда не буду брать уроков вождения, ведь я обязательно или сама разобьюсь, или задавлю какого-нибудь беднягу. От дороги вообще лучше держаться подальше (Полл видела однажды, как автобус, следовавший из Селнека, сбил мальчишку, который шел в школу).
Жениха Кисси, тетки Полл, убили на войне за две недели до ее совершеннолетия, она и ее сестра как раз разрезали старые простыни на длинные узкие ленты для госпиталя, когда пришла телеграмма. Теперь ей за восемьдесят, и с тех пор у нее никогда не было возлюбленного.
Сама Полл преодолела совершеннолетие невредимой, но только потому, как она считает, что ее спасло предчувствие. С настораживающей регулярностью ей снилось, как ее выбрасывает на скалистый берег огромной волной, которая едва ее не поглотила. Она нанесла визит ясновидящей в Блекпуле, которая подтвердила ее опасения, и с тех пор она жила с твердым убеждением, что должна держаться подальше от воды, дабы обмануть судьбу.
А посему, находясь на пороге восемнадцатилетия и будучи избавленной от всяких полезных снов о том, как избежать несчастного случая, мне следует серьезно озаботиться этим вопросом. При желании я могла бы уехать из Бэнк Топ, в общем-то мне есть куда податься. Но стоит ли? Может, судьба приготовила мне какую-нибудь подлянку. По ночам я лежу в темноте без сна, охваченная страхом, до причины которого никак не могу докопаться.
Не знаю, что хуже — страх или скука.
Как ни странно, но Полл почему-то решила, что умрет в этом году. «Мне уже трижды по двадцать и десять. Теперь я живу взаймы».
Ну ладно. Нужно честно играть в свою игру. Что-нибудь придумаем.
Бывают ночи, когда я просыпаюсь, увидев ее во сне. Может, в эти самые минуты я тоже снюсь ей. Но сны не приносят радости. Я всегда плачу. Иногда я измазана кровью. Однажды мне приснилось, что я держу мешок с головой ее отца и никак не могу выпустить его из рук.
Я физически ощущаю необходимость дать ей знать о себе. Я постоянно борюсь с собой. Но мне нет места в ее жизни. Я ей не нужна. Я призрак.
Глава вторая
Что мне действительно хотелось получить на мое восемнадцатилетие:
— маму с папой,
— менее дурацкий тембр голоса,
— уверенность в себе,
— маленький зад, как у Кортни Кокс.
Я больше не жду вестей от матери, я перестала ждать с четырнадцати лет, хотя прилагаю серьезное усилие, чтобы не ждать. Это говорит о моем взрослении, ведь Полл все еще ждет вестей от моего отца, который умер в 1984 году.
Когда я спустилась в гостиную, на столе лежало семь открыток.
Поздравление с восемнадцатилетием от Полл и Уинстона. На обложке изображение яхты — рисунок, который явно предназначался мужской особи, хотя, принимая во внимание зрение Полл, мне, наверное, надо было радоваться, что я не получила открытку «Выражаем глубокое соболезнование». Подарок был прикреплен к обратной стороне открытки с помощью клейкой ленты: два пакетика с утягивающими колготками, на первый взгляд ден на сорок.
— Надо же, теперь тебе восемнадцать, — вздохнула Полл.
Заставить ее признать мой реальный возраст — это само по себе уже победа. В закоснелом мирке Полл долго царили пятидесятые, а я последние семь лет оставалась для нее одиннадцатилетней. У меня есть одно выходное ситцевое платье, сшитое как мешок, в котором вырезаны дырки для рук, все остальное время я ношу юбки-трапеции из полиэстера и трикотажный свитер, купленный в уцененке. На ногах гольфы защитного цвета, я все время их подтягиваю вверх, повыше колен, чтобы они выглядели, как колготки. Летом их сменяют белые носки, что еще хуже, потому что у меня икры, как у игрока в регби — круглые и волосатые. Ночами, когда не могу уснуть, я сажусь и начинаю отхватывать самые толстые волоски маникюрными ножницами, но они потом вырастают чуть ли не в два раза толще. У меня даже есть волос на животе и два на правом соске. Уродина. Порой мне кажется, что я слишком отвратительна, чтобы жить.