На открытке был изображен белоглазый мраморный Посейдон.
— Какая досада! Это было бы прикольно.
— Это ты так считаешь.
— Эй, Полл дома?
— Нет. Она… — я немного помедлила, — обедает вместе с Собачником у «Работяг».
Полл мало к кому ходит, потому что у людей есть дурная привычка ставить свою мебель в самых неподходящих местах. Но вообще-то Полл со стопкой журналов и несколькими бутылками Гиннеса отправилась навестить Мэгги, которая упала у нас на кухне и повредила колено. Причина, по которой я не хотела говорить об этом Кэллуму, состояла в том, что Мэгги поскользнулась на одной из моих ловушек для Полл. И он видел, как я ее готовила. «Интересно, Кэт, зачем ты проводишь чистящей жидкостью линию через порог?» — спросил он, убирая в шкаф последнюю коробку с крахмалом. «От мышей», — ответила я. Он ничего больше не спрашивал, ну и я решила, что он мне поверил. Интересно, что бы он стал мне врать насчет отцовского рисунка с тараканом, который он стащил?
— Собачник? — Кэллум фыркнул. — Ну и имя. Хотелось бы мне посмотреть на этого типа. Он действительно похож на собаку?
— Нет, но запах такой же. И если бы он только мог, то непременно вцепился бы тебе в ногу.
— Как мило! Так ты точно не собираешься идти туда в субботу?
— Нет.
— Ну, хорошо. Я… я буду на связи. Ничего, что я позвонил тебе домой?
— Честно говоря, не здорово. Если бы Полл взяла трубку и услышала твой бас, мне бы не пришлось с тобой поговорить.
Могу себе представить, что бы она сказала. Постаралась бы надолго отравить мне жизнь. А если бы узнала, кто он, вообще был бы полный финиш.
— У тебя, наверное, нет мобильника. Или есть?
— Нет.
Но мне по фигу: звонить-то некому.
— А адрес в Интернете? Я бы скинул тебе письмецо в библиотеку.
— К сожалению, нет. — Он, наверное, подумал: «Ну и дремучая девица». — Но можно посылать сообщения через мисс Мегеру. Если, конечно, не называть ее так.
Кэллум издал какой-то звук, похожий на тяжелый вздох, а может, он просто слишком глубоко вдохнул.
— Ладно. Я дам тебе знать. Как-нибудь.
После разговора я чувствовала себя полной идиоткой. Я поднялась наверх и снова примерила блузку в обтяжку — теперь она стала слишком свободной — и черную юбку. Потом чуть подкрасилась и намочила волосы, чтобы они не так вились, взлохматила их, закрепила заколкой, а несколько прядей оставила. Я взяла щипчики для ногтей и выщипала из бровей непослушные волоски. Прежде чем все снять, я приспустила шторы, создав полумрак, и постаралась вообразить, как я могла бы выглядеть в клубе. Как идиотка, ответила я сама себе, потом отдернула шторы и убрала наряды. Прическу я не стала переделывать. Кроме того, я слегка сузила блузку, чтобы она сидела по фигуре. Я все еще могла различить легкий мужской запах Кэллума, задержавшийся у кровати.
— Эй, Кэтрин! — я услышала, как распахнулась входная дверь и Полл с грохотом ввалилась в дом. — Ты здесь, Кэтрин?
— Кэтрин! — заорал Собачник своим гнусным голосом. — Катерина!
Она добралась до лестницы и завопила:
— Как насчет обеда? Дикки принес большую коробку бифбургеров, а Мэгги прислала тебе огромный «тоблерон». Ей подарили соседи, но она говорит, что у нее зубы уже не те, чтобы с ним справиться.
Собачник вдруг решил проявить свои более чем сомнительные вокальные способности:
Я взглянула на часы. Пришло время подкрепиться.
За день до вечеринки Донны мне приснился странный сон. Я была в каменной башне, причем увидела ее сначала снаружи, а потом себя внутри, запертую на верхнем этаже. Я снесла яйцо, потом появился Кэллум. Он сказал:
— Я позабочусь о твоем яйце, не сомневайся.
Он положил его себе в трусы, чтобы оно оставалось теплым, а потом полез в окно, ухватившись за мои волосы, чтобы не упасть. Моя голова свесилась через подоконник, и я услышала, как он сказал:
— Я знаю прекрасный рецепт испанского омлета.
Проснувшись, я обнаружила, что мою косу защемило спинкой кровати.
Весь день мне было не по себе, к тому же Полл после полудня решила отправиться по магазинам. Возможно, именно это и явилось причиной той страшной ссоры. Мы пикировались весь день, с утра и за обедом, а затем разразилась гроза. Бродя по магазину, Полл снимала с полок всякие ненужные вещи и складывала в свою корзинку, а я вынимала и с шумом швыряла обратно на полки. Она вела себя хуже непослушного ребенка.