— Мне все еще хочется знать о ней больше, — продолжала упорствовать я, когда мы повернули к Броу, — что бы она мне ни сделала. Я хочу знать факты: когда она пошла в школу, какая у нее была любимая музыка и любимый фильм. Я никогда даже не видела ее фото, — говоря это, я скрестила пальцы за спиной. — Это ненормально, ведь она моя мама.
Полл тяжело ковыляла с опущенной головой.
— Она ничего для тебя не значит, я же говорила. Тебе гораздо лучше без нее, всегда было лучше. Забудь о ней.
— Это мне решать. Ведь это мое право, не так ли? Я ее дочь.
Гудок автомобиля, раздавшийся совсем рядом, заставил нас обеих подпрыгнуть: дочь Мэгги промчалась мимо в своем серебристом джипе, качаясь, как лунатик.
— Боже ты мой. — Полл схватилась за сердце. — Кто это был?
— Никто. Собака убежала. Но теперь все в порядке. Она убежала в сад к Аспуллам.
— Это радует. Послушай… — Полл снова остановилась и, выпрямившись во весь рост, посмотрела на меня. — Мне надо тебя кое о чем спросить. Скажи, кто проводил с тобой все ночи до утра неделями, когда у тебя было крупозное воспаление легких и ты не могла дышать? Кто приносил миски с горячей водой для увлажнения воздуха и ставил их возле твоей кроватки? Кто отправился в школу, когда тебя сбросили с ограды и вываляли в коровьих лепешках и тебе нужно было переодеться? Кто устроил директору школы выволочку и убедил чиновников в районном комитете образования оставить тебя на год в покое? Кто раскошеливается на твою форму самого лучшего качества все эти годы, на блейзеры по шестьдесят фунтов, ведь мы не можем покупать секонд-хенд, потому что там нет твоего размера?
Да, и я отработала тебе все это, каждый пенни, разве нет? Подтирала, прибирала, была твоей бесплатной служанкой. Но я лишь сжала зубы и сказала:
— Я знаю. Но мне все же хотелось бы знать, где она.
— Хорошо, — сказала Полл, бросив на меня злобный взгляд. — Я скажу тебе, что думаю. Судя по тому, какого рода существом она была, почти наверняка она сейчас лежит где-нибудь на дне канала, сдохла от передозировки или выбросилась из окна. Ты ворошишь прошлое и собираешься разыскать ту, о которой тебе бы лучше ничего не знать. Иногда лучше жить в неведении.
— Ну, так это как раз то самое. Жизнь этой чертовой деревни — сплошное невежество. Я устала от невежества! — вырвалось у меня. — Я сыта по горло твоим отношением к миру, ты как страус, который прячет голову в песок. Мне уже восемнадцать, черт возьми! Я могла бы выйти замуж, очень даже просто, перестань хихикать. Я могла бы уехать отсюда и жить в своем собственном доме, иметь работу и все остальное.
— Ты? Ты бы никогда одна с этим не справилась. Вокруг опасный мир, я достаточно часто тебе об этом говорила. — Мы остановились у нашего дома. — Жизнь почти всегда трагедия; ты сейчас мне не веришь, но ты узнаешь многое, когда доживешь до моих лет.
Как будто с возрастом умнеют. Сколько же в тебе дерьма, Полл Миллер!
Мне просто необходимо было чем-то подсластиться, поэтому я втащила сумки на кухню и выудила «Милки-вей». Я развернула две штуки, потом засунула в шкаф все остальное. Мой рот был набит шоколадом, когда я услышала наверху звук спускаемой воды.
— Полл?
— Что? — отозвалась она откуда-то снизу.
Я высунула голову из двери кухни и увидела, что она сидит на диване, пытаясь снять туфель.
— Послушай… — Я с трудом проглотила шоколад. — Наверху кто-то есть, у нас в туалете.
— О, это, наверное, Дикки. Он сказал, что зайдет.
— Ты оставила дверь незапертой?
— В этом нет необходимости, — ухмыльнулся Собачник, бодро входя в комнату.
— У Дикки теперь собственный ключ, — сказала Полл, и в голосе ее прозвучало: «Ну-ка, попробуй, возрази что-нибудь».
— Да, теперь есть, — сказал Собачник, вытаскивая огромную связку ключей и самодовольно гремя ими. — Твоя бабушка считает, что так будет лучше. Теперь я в любую минуту могу быть здесь.
Час от часу не легче, подумала я.
— Откуда у тебя столько ключей?