— Это нормальное состояние для стариков…
— Ты так считаешь? Мой дедушка всегда был очень терпимым. Таким и умер. Мама всегда говорила, что он меня испортил.
Я достаточно этого наслушалась — о том, что дедушки и бабушки портят внуков. Интересно, почему такого не случилось со мной?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он внезапно.
Я перенесла вес с одной ноги на другую.
— Ничего. Спина устала, я бы немного посидела. Может, пойдем в сад и найдем там столик?
— Между прочим, — Кэллум улыбнулся, — мы могли бы пойти на эту вечеринку.
— Ради бога! Я ведь сказала, что не пойду! — Он меня даже развеселил. — Ставлю тебе высшую оценку за упорство.
— Я ужасно настойчивый. Я мог бы заняться политикой, если с фермой прогорю.
— Но я не взяла с собой приглашение.
— Я его подобрал. Ты ведь выбросила его из окна. Я поймал. Пришлось бежать за ним через дорогу. — Он полез в карман.
— Но тебе придется идти самому, потому что у меня только одно приглашение.
— Одно-то одно, но на нем ясно написано: «На два лица». Он помахал приглашением перед моим носом. — Ну что, пойдем?
Я выхватила у него листок, чтобы проверить, хотя была уверена, что он не врет.
— Скажи, почему ты так хочешь пойти туда? Ты же никого не знаешь.
— Такие вечеринки самые интересные, — сказал он. Его лицо было наполовину в тени, скулы выделялись. Из-за коротко стриженных волос его глаза казались особенно большими. — Просто мне нравятся вечеринки.
— Но как это сочетается с желанием жить на ферме?
— К тому времени я стану старым и откажусь от своих прежних пристрастий. Ну, пошли, Кэт, я продел такой долгий путь!
Я тебя не просила, подумала я.
— А что, если сделать так: мы туда идем, смотрим, как там, и, если тебе не понравится, просто уходим.
— Куда уходим? Пабы скоро закроются.
— Пожалуйста! — Он поправил воображаемый микрофон: — «Уйдем с тобою в ночь под тихий шепот звезд…»
— «Звездные дни»?
— «Ангел-охотник». — Он казался довольным собой. — Я проводил собственные исследования музыки восьмидесятых. Это, наверное, одна из любимых пластинок твоего отца?
— Да. У него был сингл. Я ставлю ее иногда, когда хочется улучшить настроение.
— Итак, — сказал Кэллум, беря меня за руку, — давай сходим туда хотя бы ради «Звездных дней»!
Лицо Донны, когда я вошла вместе с ним!
«Это моя девушка», — сказал он.
Я позволила ему взять себя за руку и вести навстречу погибели.
Пять минут спустя мы были у входа в «Стим».
— Ты замерзла? — спросил он.
— Нет, с чего бы?
— Мне показалось, ты дрожишь. Вот, пожалуйста. — Он протянул приглашение одному из вышибал, который молча указал наверх. — Пошли.
Люди, которые шли позади нас, спускались в подвал, а мы стали подниматься по освещенной лестнице вверх, откуда глухо звучала музыка. На лестничной площадке парень, которого я никогда прежде не видела, ворчал и охал, прислонясь к стене. Рядом сидела белокурая девушка с хмурым лицом. Мы не стали задерживать на них внимания. Взгляд Кэллума был устремлен к двери, лицо горело. Он резко дергал головой в такт музыке.
Когда мы прошли внутрь, туда, где сверкали огни, я услышала мелодию, от которой по спине прошла дрожь. Я сжала плечо Кэллума.
— Это «Машины», они завели Гэри Ньюмана.
Это был еще один знак, и мое сердце подпрыгнуло от предчувствия. Но композиция закончилась, и зазвучало что-то модерновое, чего я не знала.
— Это сэмпл! — завопил он, перекрикивая шум. — Арманд Ван Хелден, диск называется «Koochy». Отличный. Давай возьмем что-нибудь выпить и пойдем на балкон.
Музыка была такой громкой, что голова перестала соображать. Огни беспорядочно плясали у меня в глазах. Я видела знакомые лица, ловила изучающие взгляды, которые меня не задевали, если в них не читалось: «Боже, как она выглядит, глупая корова!» Кэллум вернулся из бара, потом пошел танцевать, а я, облокотясь на перила, наблюдала за ним. В голове все плыло, но я не хотела упускать его из виду. Донна была поблизости, в центре толпы, я помахала ей, но она меня не видела. Кто-то пытался поцеловать ее, кто-то водружал корону королевы вечеринки на ее голову. Черноволосая девушка танцевала рядом с Кэллумом. Она махала руками перед его лицом, демонстрируя выступающие ребра, обвивала руками его шею. Кэллум смеялся, отводил ее руки, отстранялся и, наконец, отошел в сторону. Девушка продолжала танцевать одна, потом повернулась, чтобы найти кого-нибудь другого. У меня отяжелели руки и ноги, но мысли лихорадочно крутились в голове.