Я зашла к себе в комнату и надела длинную ночную рубашку с оборками. В ней было так приятно после блузки в обтяжку! Я прошла мимо зеркала, даже не заглянув в него.
Полл ждала меня, сидя на кровати. У ее изголовья горел ночник. Она, кажется, ничего не заметила. Уинстон сопел где-то в темноте.
— Слава богу, с тобой все в порядке, — сказала она дрожащим голосом, — я воображала себе всякие ужасы.
Вряд ли ты могла вообразить вовлечение в инцест, подумала я.
— Все нормально, — сказала я, — я в целости и сохранности. Когда ушел Дикки?
— Около десяти. А сейчас сколько?
— Скоро час.
Интересно, успел ли Кэллум на свой поезд, а может, за ним вернулся Митч? Кэллум. Нельзя думать о нем.
— Мне было страшно, — у нее блестели щеки, — в полночь Уинстон начал лаять, и его невозможно было успокоить. В соседней деревне грабители в полночь вот так ворвались в дом, мне Мэгги рассказывала. Вокруг шныряет столько бандитов!
— Но я же вернулась.
— На улице так опасно.
— Да, опасно. Но я уже дома.
К кому я могла пойти, кроме Кисси? Когда я вошла в ее пансион, жизнь там так и кипела. Фредди, менеджер, стоял при входе на стремянке, прикрепляя флаги к стальным балкам, а женщины за стойкой надували шарики. Мимо галопом пронеслась Элли. Ее шея была обмотана лисьим мехом.
— Привет, — пропела она и помахала мне лисьим хвостом. Маленькие мертвые лапы болтались на ее мощных ягодицах.
— Что, во имя всего святого, здесь происходит? — спросила я Кисси, когда обнаружила ее в вестибюле, нумерующую палочки с леденцами.
— Завтра у нас праздник, неужели ты забыла? Я думала, вы с Полл придете.
— Придем, придем, — поспешно сказала я.
Полл начнет суетиться, как только я ей про это скажу.
— Принеси с собой какую-нибудь мелочь. Будут продаваться пирожные и старые книги, настоящая ярмарка, ты должна в ней поучаствовать.
— Здорово.
На самом деле я ненавижу ярмарки. Когда одна такая была в моей начальной школе, кто-то прицепил мне на спину табличку, гласившую, что я — водонапорная башня. Я носила ее весь день, пока миссис Киртлэн не заметила и не оторвала.
— Еще будет поэтический конкурс, лучший исполнитель получит большую корзину с лакомствами. Только для постоянно проживающих. Мистер Пул собирается сделать попурри из Ивлина Во. Мне надо запастись носовым платком для «Могилы Вилли».
— Я спешу, — сказала я. — Для чего этот мех на Элли?
— Понятия не имею, наверное, его достали из мешка со всяким хламом. Она чудачка, точно тебе говорю. Ой, на каком леденце я остановилась?
Я помогла ей закончить помечать леденцы, а потом мы отправилась к ней в комнату. Пока она снимала со стула шляпу, я повесила на дверь табличку «Не беспокоить» и захлопнула ее.
— Мне надо тебя кое о чем спросить, — выпалила я, как только она села на стул.
По моему лицу она поняла, что это серьезно.
— Дорогая, это про Донни?
Донни? Она сбила меня с столку.
— Да нет. Про отца.
Она встрепенулась.
— А что такое, детка?
— Я все знаю.
— Что ты знаешь?
— Про его другую женщину. Ту, с которой у него была связь перед тем, как он погиб.
Ее морщинистые губы сжались, и она откинулась на спинку стула.
— И про его другого ребенка, — продолжала я. — Бесполезно делать вид, будто ничего не было. Слишком поздно. Но я хочу послушать твои объяснения.
— Проклятье! — сказала она. — Я догадывалась, что в один прекрасный день это случится. Откуда ты узнала? Кто тебе сказал? Ты не должна верить ничему, что тебе говорят. Здесь есть всякие дрянные люди, которые только и думают, как бы подгадить.
— Именно поэтому я пришла к тебе. — Я наклонилась к ней. — Я знаю, что могу тебе доверять, что ты скажешь мне правду.
— Правду? Правда — лживая нищенка. Моя правда, твоя правда. — Она тяжело вздохнула. — Все это так расплывчато. Ты услышала это от Полл?
— Нет. Она понятия не имеет, что мне что-то известно.
— Тогда от кого?
— Послушай, расскажи мне свою версию событий, и тогда я скажу тебе, как я это узнала.
Лицо Кэллума промелькнуло перед глазами, и что-то сжалось в груди. Не надо думать о нем.
Кисси, обвиснув, сидела на стуле.
— Я думаю, ты должна об этом знать. Тебе сейчас сколько? Восемнадцать. Раньше не стоило этого делать — рассказывать о прегрешениях твоего отца, — это не привело бы ни к чему хорошему. Он ведь для тебя был всем, твой папа, что бы он ни сделал. Как можно от тебя это скрыть? Я никогда не была о нем высокого мнения, но не собиралась ничего рассказывать, чтобы не огорчить тебя.